Карниз. Мария Ануфриева
неслись мысли, наскакивая одна на другую. Рваные, неровные, словно порезанные тонкими парикмахерскими ножницами для филирования челки. Отфилированные мысли.
Папочка смотрел, смотрела… – да какая, к черту, разница. Главное, не отрываясь, – на ее ноги.
Вот сейчас это и будет? Вот именно сейчас… В первый раз. В фильмах для взрослых свечи всегда в такие минуты горят. Много больших белых свечей. А тут собака по щербатому полу когтями цоп-цоп-цоп.
– Девочка моя, ты всегда так долго в постели валяешься? Завтрак на столе!
Ия соскользнула с кровати и пошла на кухню, выгибаясь и потягиваясь, как кошка. В коридоре они с Нормой соревновались, кто быстрее. Ия использовала запрещенный в гонках прием – прижимала бокастую таксу к стене – и потому достигла кухни первой, радуясь, что арбитру Норма не пожалуется.
На столе стояли горячие бутерброды: колбаса – сыр – помидор – лист салата. Если вас еще не поимели, а завтрак уже на столе – либо вы у мамы, либо в гостинице, либо… у женщины.
Жизнь с женщинами имеет свои преимущества. Например, ты можешь выкинуть кулинарную книгу, а также иголку с нитками и пяльца. Не расстраиваться, если забыла зачеркнуть в календарике дни последних месячных. Все равно ничего не произойдет, какой бы бурной ни была твоя монополовая жизнь. Так что календарик тоже можно выкинуть.
Этот дамский набор не пригодится. Возьми только чувства. Без них не обойтись. Чувства – самый прочный материал при строительстве воздушных замков.
Когда невесомые воздушные замки рушатся, осколки чувств ранят больнее всего. Под этим камнепадом лучше не стоять. Дальновидные герои не заходят в такие замки вовсе. Умные герои седлают коней и оказываются по ту сторону крепостного рва, лишь заметив ползущую по стене трещинку, когда цитадель еще цела. Влюбленные герои кружатся в вальсе под высокими сводами до тех пор, пока не рухнет потолок придуманного замка, не разверзнется пол под ногами и не устремятся они в пропасть. Впрочем, и падая, можно кружиться в вальсе и не замечать полета вниз. Влюбленные вообще мало что замечают.
Ия кружилась, но не в вальсе с прекрасным кавалером. Кружилась по-тарантиновски, не обходя острые углы, а ударяясь об них с размаху или случайно и счастливо минуя на расстоянии пары сантиметров. Зажмуриваясь от щекочущего нутро полета души вниз, в пятки, будто танцуешь на краю крыши. Она сотрясалась в знаменитом танце Умы Турман с Джоном Траволтой.
«Криминальное чтиво» она смотрела много раз. Для того, чтобы наконец-то досмотреть до конца, но ни разу не досмотрела. Турман извивалась, приседал Траволта. Она тоже чувствовала себя частью чего-то запретного, почти криминального, когда нажимала кнопку «off» на пульте, а Папочка одним точным толчком сталкивал с кровати таксу Норму.
Собака вздыхала почти по-человечески, ведь и ей никак не удавалось досмотреть «Криминальное чтиво».