Дети Аллаха. Дмитрий Казаков
за храмом, простояла заброшенной лет тридцать, с тех времен, когда сюда приезжали паломники из Европы.
Будучи маленькими, братья несколько раз забрались внутрь, чтобы поиграть, невзирая на запрет.
– Поэтому завтра вы вернетесь в школу. А есть будете то, что пошлет Господь. Если уважаемые почувствуют, что им тяжело, – священник указал туда, где стояли сапожник и его жена, – то обратятся за помощью к общине, и мы вас не оставим. Поверьте. Сказано в Писании «Я же беден и нищ, но Господь печется о мне. Ты – помощь моя и избавитель мой, Боже мой!», но помощь эта часто подается руками людей.
Самир шмыгнул носом.
Еще год просидеть за партой в мектебе, слушая нудные выступления учителя, отца Азры? Зачем? Чтобы превратиться в такого же работягу, как сапожник Бутрос, что гнет спину над колодкой с утра до ночи? Врачом или дуктуром-адвокатом ему все равно не стать. Для этого нужны деньги. А где их взять?
– А потом? – спросил он угрюмо. – Что дальше? До смерти жить в трапезной?
– Все в руце Божьей, – отозвался отец Григорий. – Будет день – будет и пища. Сейчас – литургия. Уважаемые.
Он кивнул сапожнику и его жене, после чего вернулся за занавес.
И тут же, словно по беззвучному сигналу, в храм начали заходить люди, в углах эхом отозвалось шарканье, приглушенные голоса, замигала свечка перед образом Святого Макария Антиохийского.
– Вот так, – сказала Умм-Насиб. – Его вы, надеюсь, послушаете?
– А если нет, то клянусь своими усами… – сапожник погрозил кулаком.
Внутри у Самира кипело от возмущения и гнева, но он предпочел склонить голову – если здесь и сейчас он начнет возражать, то ни к чему хорошему это не приведет.
Раздался звон колокольчиков, и началась служба.
Отец Григорий вернулся в полном облачении, в сопровождении служки, и принялся обходить храм, читая «Отче наш». Колыхнулась завеса, обнажая внутренности алтаря, прихожане дружно опустили головы, руки поднялись для крестного знамения.
Самир делал то, что и другие, то, что повторял много лет, с того дня, когда явился сюда совсем маленьким, но сегодня ощущал себя иначе – никакого мира в душе, никакого благоговения, возвышенных мыслей.
Все священные книги, все иконы, все святые не смогли уберечь от гибели сначала отца, а потом мать с сестрой… А если так, то какой от них толк? Может быть, они просто бессильны, ничего не значат, не существуют? Что если есть только Аллах мусульман, единый и неделимый, не требующий специального обряда от тех, кто уверовал? Дающий тем, кто ему следует, силу сопротивляться, воевать, отстаивать себя с оружием в руках?
Отец Григорий во всю мощь зычного голоса, так, что вновь дрогнули свечи, произнес:
– Идеже есть Христос, седя одесную Бога Отца, туда вознесем в час сей ум, сердца и помышления наша!
Хор из мужских, женских и детских голосов ответил ему:
– И со духом твоим!
Самир промолчал, хотя и перекрестился.
– Достойно и праведно есть исповедатися Творцу всяческих, поклонятися Ему и славити Его! –