Традиции & Авангард. №4 (15) 2022 г.. Литературно-художественный журнал
Невыносимо!
А ведь было время, далёкое, чудесное, когда Маша могла заниматься музыкой сколько хотела. Она училась в музыкальной школе по классу фортепиано, была отличницей, на школьных концертах играла пьесы собственного сочинения, от которых все были в восторге, и готовилась к поступлению на композиторский факультет. Родители полностью освободили дочь от домашних дел, прочно заслонили её от быта. А потом Маша уехала из своего маленького городка в Н***, стала жить одна, и заботиться о себе пришлось самой.
Вспоминая счастливые дни, Глинина просидела на кровати ещё минут пятнадцать, а потом пошла в ванную. Медитативное намыливание в душе мало-помалу успокоило её, шум воды, соединившийся с урчанием стиральной машины, заглушил суетливые голоса мыслей, и в сознании Глининой, сначала – тихо и едва слышно, потом – всё настойчивее и громче, всё более явственно и властно, зазвучала её мелодия. Как она рвалась на свободу! Как хотела отделиться от невечной, смертной Маши, не погибнуть когда-нибудь вместе с ней, обрести бесконечную жизнь в чёрных бусинках нот! И вот Маша уже представляла себе, как из этой мелодии родится прекрасное, достойнейшее произведение, которое она отшлифует до мелочей, в котором будет всё просто идеально. И тогда она принесёт его Петру Петровичу, заведующему кафедрой композиции в консерватории.
Года полтора Глинина, выкроив время между работой и учёбой, прибегала на консультации к Петру Петровичу примерно раз в месяц, и он отыскивал тысячу недостатков в её партитурах, иногда прикапывался даже к записи нот, после чего Маша ходила как в воду опущенная. Но теперь всё будет по-другому! Заведующий очень обрадуется, когда увидит Машу, ведь она не была у него уже полгода (и времени не хватало, и не очень-то хотелось, да и ничего нового не написала). А когда откроет партитуру, то будет поражён, восхищён! И похвалит её, так похвалит, как никогда в жизни…
Комнату наполнял пар от горячей воды. Маша смотрела на своё голое тело, красивое, молодое, на потоки воды, скользящие по нему и увлекающие вниз хлопья пены, и мечтала, и пела свою мелодию…
Она была увлечена и потому не сразу услышала, что в дверь звонят.
«Кого это принесло с утра пораньше?» – подумала Глинина.
Она наскоро обтёрлась полотенцем, надела махровый халат и подошла к двери, в которую уже безбожно и отчаянно колотили.
Маше стало страшно.
Стоило ей только повернуть задвижку замка, как незваный гость ворвался в квартиру. Это был сосед с нижнего этажа – необъятной фигуры дед, неопрятный, одетый в растянутые синие спортивные штаны и грязную, бывшую, вероятно, когда-то белой, майку.
– Ты знаешь, девочка, что у меня в ванной весь потолок мокрый? Это ты заливаешь! – очень громко, так, будто бы Маша сейчас находилась в другой комнате, а не рядом, прокричал сосед.
Его лицо, толстое, багровое, было искажено алкоголем и злостью. Дед этот был знаменит на весь дом своим скверным характером и пьянством. Глинина