150 историй создания шедевров. Андрей Толкачев
Фет «Поэт и толпа»).
Мне скажут: «пафосно», – отвечу лишь: «благотворно».
Только начинаешь ощущать крушение надежд, неудачи в делах, болезнь близкого человека. И стихи вытягивают тебя куда-то туда, где ты можешь подняться на ноги и бороться. Рассеивается туман сомнений, глядишь и потекли строки моего письма…
«Не для житейского волненья…»
Прочел. По строчке. Затем по каждому слову. И мучить себя не нужно. Не нужно хирургического вмешательства. Удерживать то, что есть. Не потерять. Не рассыпаться. Не размазать.
А несколькими месяцами ранее нечаянно поймал себя за странным действием – рылся в строчках стихов, что-то вычитывал, пытался поговорить с поэтом – натыкался на тишину. Убегал к людям.
Прятался от поэзии. А томик стихов терпеливо ожидал на письменном столе конца моих смятений. Он обязательно дождется и меня, и лета, мы очутимся в березовой роще. Книга будет перелистана тонкими пальцами и с пульсацией березового сока потекут стихи.
Читать стихи еще и надо для того, чтобы ярче прочувствовать, как поэта вдохновляют стихи его соплеменников по перу.
…Фета читаю на рассвете, Пушкина – днем, Есенина – надо читать голодным, Бродского с бокалом красного вина и перед закатом, над венецианскими каналами, что как извилины искусства, будоражат наши помыслы Лермонтова – на закате, Бунина – ночью. Рождественского – когда отправляюсь в дорогу. Тарковского cтоит читать в таком же заброшенном доме, как в «Ностальгии». У Тютчева в каждом возрасте находишь новое звучание. Загадка. Значит что-то раскрывается в нас – цветок распускается с восходом или дерево кивает навстречу ветерку – также человек распускается с приходом стихотворения, человек кивает навстречу рифмам. И тогда прояснилась картина встречи со стихотворением, оказывается – это обретение нужного состояния, и тогда…
А какие у вас ощущения. Обязательно запишите. Не судите строго ни меня, ни себя. Просто попробуйте передать свои ощущения.
Взять Рождественского, Тарковского, Гумилева – там столько о моей жизни. Наверное, это скажет и другой читатель.
Поиски мои вечны, они продолжатся в моих детях, внуках и правнуках… продолжаю – вижу, моя тень(?), а может судьба проносится в стихах, не важно. Я прикоснулся – а не просто шел. Перебирал пахнущие корешками тома, пушкина лермонтова фета ахматовой пастернака гумилева рождественского тютчева. Не хочу между ними ставить запятые.
Временам года, да и временам дня быть поэтическими.
Евгений Гребинка. В гостях в селе Березова Рудка
Гребинка, Гребинка! Вернулся таки в отцовское поместье Убежище, поехал в гости к старым добрым знакомым, – и выдал «Очи черные».
А жил-не тужил Гребинка в Петербурге. А будучи учителем – читал кадетам Лермонтова и Гоголя. А писал стихи, басни «Малороссийские приказки», переводил на украинский пушкинскую «Полтаву».
Писал и прозу. Книгу «Рассказы Пирятинца» раскупили за считанные недели., вдохновившись «Вечерами…» Гоголя и перечитывая гоголевское предисловие:
«Это что за невидаль: „Вечера на хуторе близ Диканьки"? Что это за „Вечера"?