Испытание Тьмой. Петр Верещагин
немыслимые границы. Дышать совершенно невозможно.
Мысли медленно движутся по разомкнутой спирали, приходя из темноты и уходя в нее же. Ни одна из них не завершена, ни в одной не чувствуется конечного смысла или связи с какой-либо иной мыслью.
Где-то по ту сторону вечности звучат чьи-то голоса, незнакомые и бесконечно родные…
– Он будет моим.
– Коль сумеешь сплести Завет для Героя из грез.
– Я выбрал. Тебе меня не обойти. Рожденному в мире угроз не будет позволено Путь свой сменить иначе, как в смерти.
– Пусть так. Кто держит души серебристую нить в дрожащих от боли руках, не выберет худшую участь.
– О нет – он чувствует Зло и Добро. Я знаю, что вызвал ты Черный Рассвет; меня не застанешь врасплох. Он выберет верно: и чур, не мешать! И так уж не раз и не два являлись тут всякие…
– Это – Игра. У них есть свои права.
– Возможно. Но все-таки дело важней, чем два или три очка. Согласен?
– Конечно. А старых друзей предупрежу я. Пока.
Забвение приходит раньше, чем узнавание участников диалога.
Серый туман длится долго, много дольше, чем обычно. Вырывает из него острая вспышка боли.
Страх.
Движение.
Боль.
Снова и снова, в неизвестность, разрывая на пути все нити собственной судьбы.
Вселенная кричит от боли, извиваясь и истекая кровью.
Это не предсмертные судороги. Но и до них недалеко. Во времени, в пространстве ли – недалеко. По меркам Вселенной. Она чувствует это, но не может передать; ибо Вселенная умеет только молчать, а молчание ее говорит лишь одно: «Ом!»
Боль становится непереносимой.
Рывок.
Судорожный вдох.
Крик. Крик радости и облегчения.
Пьянящий воздух наконец наполняет легкие, заставив ребенка заплакать – теперь уже от счастья…
Так зарождается жизнь.
И смерть.
Еще не сон, уже не явь. Нереальный мир
На грани меж сном и явью
Узреть тот, запретный час –
И сотни заветных желаний
Исполнены будут тотчас.
Бледное рассветное солнце, раздражающее слипшиеся глаза. Вспоминаются остатки сна – смутные, неясные картины; которые, однако, чем-то привлекают, манят вернуться в нереальный мир грез, где сны – реальны, а видящий их становится кем угодно, от раба до властелина, и при этом всегда сознает, что все происходящее с ним – не более чем грезы, а значит, можно позволить себе расслабиться и не придерживаться правил, так связывающих в реальной жизни…
В голове, заполненной туманом, пробегают отзвуки слов, сказанных неведомо кем и неведомо когда:
От древних рас остались сказки и легенды,
От волшебства – лишь шарлатанство и гоненья;
И солнца луч из золотого стал бесцветным —
Для вас пришла эпоха Черного Рассвета!
Сны реальны ровно настолько, насколько в них верят. Когда говорят, что сон есть отражение иной, отличной от нашей реальности, в которую может проникнуть лишь чистый разум, но не плоть, – означает это только то, что говорящий сам не знает, о чем говорит. Оно и к лучшему: каждый видит сны, но далеко не каждому следует знать о том, какая связь существует между миром грез и миром яви.
Мысли свободно плавают вне тесных рамок реального мира, перехватывая слова, автор которых счел за лучшее остаться безвестным:
От древних сил осталась тень былой утраты,
А от Богов – лишь алтари и муки Ада;
И вот огонь разит направо и налево —
Для вас пришла эпоха Дня Святого Гнева!
Грезы, мечты, видения, миражи, мороки; много названий имеют образы, порожденные нереальным миром снов. И очень мало число тех, кто властен не только узреть их, но и отделить от сонного тумана.
Стихи неведомого поэта, оставшегося за гранью сновидения, упрямо стучатся в окно наполовину проснувшегося разума, не то отдаляя пробуждение, не то желая поведать нечто такое, на что не хватило запомнившихся картин сна…
Зима приходит после летних солнцепеков,
Сковав сердца цепями страха и упрека;
Поднялась Чаша, чтоб принять златую кровь —
И наступило время Сумерек Богов!
Слова бессмысленны, если нужно описывать нереальный мир. Краски художника и резцы скульптора также не помогут, ибо слишком тонка ткань сновидений для грубых инструментов реального мира. Музыканты, поэты, художники и прочие «артисты душ» веками обманывали доверчивых зрителей, когда обещали им «прикосновение к тайному». И этот обман – из тех, что считаются «ложью во спасение».
Потому что лишь для Знающего прикосновение сие не окажется гибельным.