И солнце взойдет. Он. Варвара Оськина
в ординаторской настороженно замер, и наступила тишина.
– Доброе утро, – негромко поздоровался Ланг. Его взгляд медленно скользнул по лицам присутствующих и обратился к очень интересной дверной ручке. – Знаю, что отвлекаю вас от дел, но сегодня у нас будет небольшое собрание, прежде чем все приступят к выполнению своих обязанностей.
Он снова вздохнул, потёр двумя пальцами хмурый лоб и заговорил, теперь обращаясь к квадратным лампам дневного света, словно жившие там бактерии заслуживали большего внимания, чем люди:
– Надеялся, мне не придётся этого делать. Но, увы, у нашего главного врача чересчур неконтролируемая жажда деятельности. – Ланг вздохнул, а потом, так и не опустив головы, вскинул руку и безошибочно указал на Рене. – У нас новый старший резидент. По всем вопросам…
Донёсшийся из-за двери громкий голос прервал доктора Ланга на полуслове:
– Если ты настолько туп, то спустись двумя этажами ниже, в педиатрию, к бешеной Море́н и останься там навсегда. Возиться с детским говном – вот предел твоих возможностей!
Глава отделения поднял брови, словно оценивал озвученное предложение, а затем молча уставился в окно в ожидании, когда можно будет продолжить. В следующий момент раздался хлопок, и в ординаторскую ввалился доктор Дюссо в сопровождении темнокожего парня. Тот был невысокого роста, со сбившимся набок мятым халатом, а его лицо покрывали удивительно крупные капли пота. Рене озадаченно нахмурилась, потому что дышал он при этом так тяжело, что невольно захотелось ему посочувствовать. Похоже, беднягу отчитывали на протяжении минимум всех восемнадцати этажей, которые миновал лифт.
– Если тебе плевать, какой иглой шить, так выбирай шило и моток бечёвки. Какая, мать твою, разница, – не унимался Дюссо. Он шагнул к стоящей около входа вешалке, раздражённо закинул туда свой тёмно-серый плащ и наконец-то развернулся к остальным. Секундное замешательство и… – О-о-оу!
– Мы очень рады вам, доктор Дюссо, – протянул Ланг. – Мне неловко отвлекать вас от учебного процесса, но надо соблюсти формальности.
Он лениво махнул рукой, и взгляды вошедших немедленно уставились на напряжённую фигурку Рене. И если Дюссо смотрел со знакомой навязчивостью, то незнакомый молодой человек опасливо передёрнул плечами.
– Ланг, – тем временем кивнул хирург, – прошу нас извинить. К сожалению, пациенты сами себя не вылечат. Правда, с помощью мистера Хулахупа…
– Холлапака, – едва слышно поправил всё ещё потеющий несчастный.
– …Они не сделают этого так же. Скорее уж Лазарь воскреснет и явится в нашу богадельню раздавать божественные щелбаны.
Дюссо рассмеялся, и тут же вокруг послышалось тихое солидарное фырканье. Все радостно зашептались, однако Рене заметила, что где-то на середине фразы Энтони Ланг снова уставился в окно. Он смотрел на просыпающийся за стеклом город, словно тот интересовал его куда больше жизни собственного