Настоящие сказки Шарля Перро. Шарль Перро
старуху рассказывать её молодой девушке, похищенной разбойниками, подобно тому, как и в наши дни гувернантки и бабушки постоянно рассказывают детям «Ослиную Кожу». Сказка о земледельце, который получил от Юпитера дар вызывать по своему произволу дождь и хорошую погоду и так плохо им воспользовался, что собрал лишь солому и ни одного зерна, ибо ни разу не попросил ни ветра, ни мороза, ни снега, ни другой непогоды, необходимой для того, чтобы злаки принесли плоды, – эта сказка, говорю я, близка по сюжету к сказке «Потешные желания»; разница лишь в том, что первая носит серьёзную, а вторая комическую окраску; однако обе они хотят сказать, что люди сами не знают, что им нужно, и что, если бы все совершалось по их произволу, они были бы куда несчастнее, чем теперь, когда ими руководит провидение.
Мне кажется, что, имея перед глазами столь прекрасные образцы произведений мудрой и просвещенной античности, никто не вправе делать мне какие-либо упреки. Я утверждаю, что мои сказки даже более достойны того, чтобы их рассказывали, чем большинство античных, в частности история «Матроны Эфесской» и легенда о Психее, – если взглянуть на них с точки зрения морали, которая является основным моментом во всякого рода сказке и ради которой они и создаются. Вся мораль, которую можно извлечь из «Матроны Эфесской», сводится к тому, что самые недоброжелательные женщины кажутся нам зачастую особенно добродетельными, и что почти нет таких, которые были бы на самом деле безгрешными.
Всякий видит, что такая мораль очень плоха и может лишь испортить женщин дурным примером, внушив им, что, изменяя своему долгу, они лишь идут по проторенной дороге. Не такова мораль «Гризельды», которая имеет целью побудить женщин терпеливо сносить всякие выходки мужей и показать, что нет такого грубого или сумасбродного мужа, с которым верная жена не смогла бы сладить благодаря своему терпению.
Что касается морали, скрытой в легенде о Психее, которая сама по себе весьма занимательна и увлекательна, – я сравнил бы её с моралью «Ослиной Кожи», если бы она была мне вполне ясна; но до сих пор мне не удалось её разгадать. Я отлично знаю, что Психея символизирует душу, но мне неясно, что следует разуметь под Амуром, влюбленным в Психею, то есть в душу; ещё того непонятнее, когда автор прибавляет, что Психея могла быть счастливой лишь до тех пор, пока не знала того, кем была любима, то есть Амура, и должна была стать несчастной с того момента, как его узнала. Это является для меня неразрешимой загадкой. Единственно, что можно сказать, – это, что сказание о Психее, как и большинство античных сказаний, было создано лишь для развлечения и не имело целью внушить высокую мораль, о которой отнюдь не заботились.
Не таковы были сказки, которые наши предки сочиняли для своих детей. Правда, они не наделили их таким изяществом и прелестью, какими греки и римляне украшали свои сказания, но они всегда заботились о том, чтобы сказки содержали хорошую мораль и были поучительны. В них постоянно торжествует добродетель и порок наказан. Все они имеют целью показать, каковы преимущества