Сердце шипов. Мерседес Лэки
и хихикала.
– Кто самый красивый в королевстве? – спросила я, глядя в ее прекрасные глазки. – Ты! Да-да-да! Ты самая красивая!
И, конечно, именно тут в детскую ворвались моя гувернантка и нянечка Авроры, Мелали, чем испортили весь момент.
– Леди Мириам! – воскликнула Белинда раздраженным тоном, который вызывал у меня желание выкинуть что-нибудь дикое, например подняться на башню… по внешней ее стороне. – Ваше платье!
И Мелали, ринувшись ко мне, забрала Аврору, сопровождая это подозрительным взглядом и недовольным цоканьем, как если бы я позволила сестре сосать рукоять кинжала или тайком поила ее медовухой. Я просто ее нянчила, что в этом такого?
Белинду, конечно, волновало очень дорогое платье – в чем, полагаю, и заключалась ее работа, ведь она моя гувернантка. Но вряд ли нужно было поднимать такой шум, будто Аврора была вся в грязи? Уж вряд ли сестренка могла сотворить то, чего нельзя исправить. А Мелали вообще не нравилось, когда Аврору трогал кто-то, кроме нее, мамы или папы.
– Мое платье выдержит несколько минут объятий с ребенком, Белинда, – возразила я, пока Мелали укладывала милое дитя обратно в гнездышко.
Платье-то и правда выдержит. Оно, наверное, самое лучше из всех, что у меня когда-либо были, но мама всегда очень практично подходит к заказам на пошив нарядов для нас. К слову, мы собирались надеть одинаковые платья из зеленого саржевого шелка, который не мнется так сильно, как атлас, но прочнее кисеи, и достаточно темный, чтобы не пачкаться от одного взгляда, как многие светлые платья маминых фрейлин. Отделка из широкой золотой тесьмы и гармоничные пояса из того же материала были прочными, как доспехи, явно переживут меня и достанутся по наследству какой-нибудь праправнучке.
А Белинда суетилась так, будто Аврора вот-вот извергнет ядовитый желтый гной, словно одержимая демоном тварь, и уделает меня по уши. В общем, на этот раз было проще позволить гувернантке меня увести из детской. Нет смысла бесить ее перед самым крещением. Я хотела им насладиться, а не как обычно сидеть в верхних покоях, где мама и ее дамы занимались шитьем зимой, когда не могли гулять. И не то чтобы я сейчас вредничала; как только мама вышла замуж за папу, у меня появился целый набор новых уроков и обязанностей, и ни одно не включало в себя шитье часами напролет, как того хотела Белинда. Я должна была изучать языки, танцы, игру на лютне и историю, а еще заниматься делами своих новых земель. У меня нет титулов и родословной, чтобы стать фрейлиной мамы, и я не настолько взрослая, чтобы просто ходить и делать, что мне заблагорассудится: например, одну половину дня проводить на прогулках верхом на пони, а другую – читать в библиотеке и, может, познакомиться с парой девчонок, которые туда регулярно заглядывают. В представление Белинды о том, как я должна проводить время, не входило ничего полезного.
Портнихи оставили меня без присмотра лишь на мгновение, пока искали три комплекта нарукавников, которые они сшили, чтобы позже решить, какой лучше всего подходит для крестин.