Лето с Бодлером. Антуан Компаньон
те, что затрагивали любовные отношения между женщинами. Причиной наибольшего скандала был Лесбос, но и извращенный, склонный к садизму Эрос – каким он предстает в Слишком веселой: строки «Твоими новыми устами / Завороженный, как мечтами, / В них яд извергну мой, сестра!»[14] – были возмутительны.
Но и другая сторона бодлеровского реализма шокировала первых благонамеренных читателей не меньше – та, что открывается в стихотворении Падаль, которое долгое время оставалось знаковым для многих читателей Цветов зла:
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам. [15]
Имея в виду подобные строки, Сент-Бёв упрекал Бодлера в «петраркизации ужасного»; долгое время на переменах тайком от учителя школяры читали их друг дружке наизусть, а Бодлер и не помышлял об изучении своих стихов в школе.
Между тем, разоблачая или восхваляя реализм Падали – живописи, которая всматривается в природу не восхитительно-прекрасную, а разложившуюся и потворствующую разложению – недурно было бы вспомнить о традиции жанра «суета сует», memento mori – «Помни, что ты смертен» – в барочной поэзии, уже противостоящей классической эстетике. Цветы зла казались проявлением болезненного реализма, но, в сущности, они восходили к французской поэтической традиции XVI и XVII веков.
3
Классик
Под лаской тусклых ламп, с дурманом сладким слитой
На мягкие припав подушки головой,
О негах огненных мечтала Ипполита,
Срывающих покров невинности младой.
Глазами, бурею смущенными, искала
Она наивности далекий небосвод,
Как ищет вдалеке пловец, от волн усталый,
Лазури утренних, уж недоступных вод. [16]
Пруст часто сравнивает Бодлера с Расином; например, в столетний юбилей поэта (1921), в статье О Бодлере, опубликованной в La Nouvelle Revue française, он пишет: «Что может быть более бодлерианским, чем Федра, и что может быть достойней Расина и даже Малерба, чем Цветы зла?» В 1921 году вокруг Бодлера – великого прóклятого поэта, понемногу вытеснявшего Гюго с олимпа французской поэзии, – наконец установилось согласие. Сравнение с Расином стало искупительным клише, но и в 1905 году, когда имя Бодлера еще отзывалось скандалом, Пруст утверждал: «Вы называете его декадентом? Что за глупость! Он даже не романтик. Он пишет как Расин. Могу привести вам двадцать цитат».
Долгое время Бодлера считали декадентом – вслед за Теофилем Готье, который выдвинул эту идею в предисловии к посмертному изданию