Йерве из Асседо. Вика Ройтман
торб и тележек запрудили все пространство, а на них лежали головы, ноги и руки. Все без исключения говорили на русском языке, более или менее чистом, и можно было подумать, что в Израиль внезапно хлынул весь бывший Советский Союз и все его окрестности. Еще можно было подумать, что я никуда из Одессы не уезжала.
Увидев такое количество людей в одном месте, я опять запаниковала, хоть в самолете успела немного успокоиться. Благодаря Ире.
С Ирой мы познакомились в очереди в самолетный туалет. Она со мной заговорила, спросив, куда я направляюсь, а узнав куда, прогнала с места рядом с собой тетеньку средних лет, соврав ей, что мы сестры и поэтому должны сидеть вместе. Тетенька беспрекословно пересела на мое место, так что я всю дорогу летела возле Иры.
Ира направлялась в Израиль с иной целью, чем я, то есть на спор. Ира всегда знала, что она еврейка, однако поспорила со своей школьной компанией на сто долларов, что десять лет спустя вернется в Одессу на шестисотом “мерседесе”.
Я сказала Ире, что мой брат утверждает, что в Одессу из Израиля на машине невозможно добраться, потому что по дороге враги, но Ира была старше меня на год и не восприняла мои слова всерьез. На это я заметила, что мой брат старше ее на два года, однако Ира только фыркнула, потому что ее парень был старше ее на пять. Я сильно удивилась и замолчала.
Ира оказалась очень разговорчивой и к тому времени, когда разносили обед, успела рассказать, что уже побывала со своим парнем на траходроме и было улетно. К своему стыду, я с трудом представляла себе, что такое траходром и как из него вылетают, но выяснять постеснялась.
Ира быстро и много говорила, и я впервые узнала много странных слов и фраз, таких как “в натуре”, “галимое”, “хренотень”, “движняк”, “ништяк”, “замутить”, “бухло”, “милипиз-дрическое”, “кораблики” какие-то загадочные и “поопустись немедленно, Комильфо, какое у тебя прикольное погоняло!”.
Надо признаться, что до встречи с Ирой я и понятия не имела, что учусь… то есть училась в невшибенно мажорной школе, в которую допускаются только дети примазанных чуваков и чувих, у которых капусты зашибись или протекшей. Следовало также признать, что я очень давно не бывала во дворе. Целую, можно сказать, жизнь.
В общем, Ира сразила меня наповал, сказав, что я не от мира сего, и, должно быть, меня растили в кадке в грядке и поливали шампанским, и как вообще реально, что на спортивных сборах на Лимане я никогда не курила шмаль.
– Я читала книги, – сказала я.
– Ты че, больная? – сделала Ира круглые глаза. – У тебя дауна?
– Да нет вроде.
– Ты точно в Одессе живешь?
– Точно.
– Где именно в той Одессе ты живешь?
– Жила, – поправила я ее. – На площади Потемкинцев.
– А… – протянула Ира. – Ну так шо с тебя взять, золотая, блин, молодежь. Ты никогда не тусила на Котовского?
– Не тусила, – призналась я.
– А на Черемушках зависала?
– Не зависала.
– Да ну ты гонишь!
– Не гоню. Меня родители