Анима. Отношение к домашним животным в России. Владимир Коршунков
внимает людским стонам и страданиям, во время бури по нему бьют древесные листы, поднятые с поверхности, и прах земной удушает его. Звуки райских арф слышатся ему лишь как отдалённые отголоски. Отчего же этот дух, оторвавшийся от грешной земли и не допущенный в рай, обречён вечно витать в пространстве? «На земле // Оживил я недоносок. // Отбыл он без бытия: // Роковая скоротечность!»[40] В этом стихотоворении находили отголоски из Данте[41] и Гёте[42]. Недавно появилась работа, в которой смыслы произведения сопоставлены с ветхозаветными образами и понятиями (автор – известный специалист по иудаизму)[43]. Однако из текста стихотворения явствует, что дух внедрился в тельце ребёнка, когда тот был ещё в утробе матери, и вскоре недоношенный плод «отбыл без бытия». В более близкой Боратынскому культуре – а именно европейской, у славян – недоношенные и мертворождённые дети считались опасными существами, которые носились по воздуху[44]. Это роднило их с «нечистой силой», а также с душами колдунов и грешников[45]. Впрочем, на славянские поверья было указано в статье Н. Н. Мазур об этом стихотворении[46].
В средневековой Западной Европе были сходные представления. Бурхард, епископ из германского города Вормса, в начале XI века составил уложение о покаянии (то есть каталог грехов) под названием «Целитель». Из него можно узнать: некоторые женщины боялись, что некрещёный ребёнок вернётся на землю и станет вредить живым. Чтобы этого не случилось, они протыкали колом трупик и прятали[47].
Подытоживая, можно заметить, что по мере взросления дети всё более и более очеловечивались. Самыми опасными для окружающих выходцами из «иного мира» считались мертворождённые и недоношенные. Несколько лучше относились к благополучно появившимся на свет совсем маленьким детишкам, ещё не получившим крещения и имени[48]. Однако даже применительно к выжившим и подросшим детям в народной речи использовались такие слова, прозвища, ругательства, которые соотносили тех с «нечистью». Детвора и подростки нередко уподоблялись нечистой силе[49]. Скажем, в говоре уржумских крестьян – жителей южной части Вятской губернии, во второй половине XIX века имелось выражение «станица некрешшоная» (то есть некрещёная), которым, по толкованию этнографа и просветителя В.К. Магницкого, обзывали детей[50].
Выдумать или выявить?
В общем, герой повести Помяловского предпринял собственное фольклорно-этнографическое расследование и обнаружил, что «поверье о некрещёных детях у бабы было чисто личное, что оно в деревне никому не известно».
Это странно. Представления о «нечистоте» и опасности мертворождённых либо умерших до крещения младенцев укоренены и повсеместны. Они имеются у всех славян, да и у тех народов Европейской России, которые соседствовали с русскими. Значит, если семейство Мирона, в котором родились и сразу же скончались «некрещёные детки»,
Боратынский Е. А. Поли. собр. соч. и писем. М.: Языки славянских культур, 2012. Т. 3. Ч. 1: «Сумерки». Стихотворения 1835–1844 годов. Juvenilia. Коллективное. Dubia. С. 33–41.
Мазур Н. Н. «Недоносок» Баратынского // Поэтика. История литературы. Лингвистика: сб. к 70-летию Вячеслава Всеволодовича Иванова /редколлегия: А.А. Вигасин [и др.]. М.: ОГИ, 1999. С. 144–147.
Бодрова Алина «Духи высшие, не я…»: к истории текста стихотворения Е.А. Баратынского «Недоносок» // История литературы. Поэтика. Кино: сб. в честь Мариэтты Омаровны Чудаковой ⁄ ред. – сост. О. Лямина, О. Лекманов, А. Осповат. М.: Новое издательство, 2012. (Новые материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 9). С. 53–62.
Ковельман А. Б. Дух, бытие и свобода: «Недоносок» Баратынского в библейском контексте // Вопросы философии. 2021. № 1. С. 88–99.
Виноградова Л.Н. Указ. соч. С. 145–148.
Левкиевская Е.Е. Вихрь//Славянские древности.?. 1. С. 379–382; Плотникова А.А. Ветер // Там же. Т. 1. С. 358; Кабакова Г.И. Дети некрещёные // Там же. Т. 2. С. 86–87.
Мазур Н.Н.Указ. соч. С. 143–144.
См.: Поньон Эдмон. Повседневная жизнь Европы в тысячном году. М.: Мол. гвардия, 1999. С. 161.
О том, что отсутствие имени придавало малым детям демонические черты, см.: Толстая С.М. Имя // Славянские древности. Т. 2. С. 408–409; Толстой Н. И., Толстая С. М. Имя в контексте народной культуры // Язык о языке: сб. ст. / под общ. рук. и ред. Н. Д. Арутюновой. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 599–601.
Цивьян Т. В. Лингвистические основы балканской модели мира. М.: Наука, 1990. С. 178–184; Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. С. 41–59, 95; Коршунков В. А. Игровое поведение детей и молодежи в контексте традиционной народной культуры //Игровое пространство культуры: мат. форума. 16 апр. – 19 апр. 2002 г. ⁄ гл. ред. В.В. Чубарь. СПб.: Евразия, 2002. С. 151–152; Его же. Детско-молодёжная игра в традиционной культуре // Сквозь границы: культурологический альманах ⁄ гл. ред. Н. И. Поспелова. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2005. Вып. 4. С. 112–114. Смысловой анализ простонародных бранных обозначений шаловливых детей – в работе А. Б. Мороза (Мороз А. Б. «Чтоб тя лихая немочь изняла!»//Русская речь. 2000. № 1. С. 89–94). См. также: Баранов Д. А. «Незнакомые» дети (к характеристике образа новорожденного в русской традиционной культуре) // Этнографическое обозрение. 1998. № 4. С. 110–122; Новичкова Т.А. Ангел или бес: образ ребёнка в народных верованиях и мифологических рассказах // Новичкова Т. А. Эпос и миф. СПб.: Наука, 2001. С. 193–202.
Магницкий В. Указ. соч. С. 61.