Бессмертный эшелон. Сергей Зверев
мог легко заменить военного переводчика по уровню владения языком врага.
– Спасибо, – Дорвельц кивнул и принялся неловко закутываться в огромный кусок брезента, который экипаж использовал, чтобы укрывать танк от дождя и снега во время стоянок.
Он бросил осторожный взгляд на русского офицера, тот не отпускал скабрезные шутки, не вел себя высокомерно, как обычно делали офицерские чины в немецком штабе. Сосредоточенно наблюдал за колонной и обстановкой вокруг.
– Вы ведь не верите в бога в Советском Союзе? – вдруг робко спросил пленный Алексея.
У Алексея не было желания вести дискуссии с арестантом, который только час назад направлял орудия своих танков в боевые машины его ребят.
– Я верю в человека, – ответил он сухо и отвернулся к планшету с картой.
– А я католик, мой отец – священник в сельской церкви. Даже не знаю, как вышло, что его сын стал убийцей. Он учил меня всегда совсем другому… – Карла все сильнее грызло жуткое ощущение вины. – Хотя он был рад, что меня взяли в военное училище, ведь там платили хорошую стипендию, досыта кормили. А мы всегда жили бедно, церковный приход очень скромный, с трудом кормил столько ртов – шестерых детей, родителей, больного дедушку.
Соколов по-прежнему сидел к нему спиной, но для Карла это было сейчас не так уж важно. Он был уверен, что русский командир его слышит. Так даже легче исповедоваться, не видя его лица, будто в тайной комнате священника, где перед черным квадратом стены из ткани можно выложить все, что скопилось на душе за долгие годы службы в армии вермахта.
– Я ведь не хотел быть солдатом, отец готовил меня занять его место священника в сельской церкви, хотел передать приход своему единственному наследнику. Но в нашу школу пришли вербовщики, они были так восхищены моими мускулами. Щупали, крутили, даже зубы проверили, словно у лошади на продажу. И предложили родителям триста рейхсмарок за то, что они подадут мои документы в военное училище. Во время учебы я из года в год тосковал по дому, не радовала даже сытная еда в столовой, а скучные учения на плацу наводили зевоту. Правда, отец всегда учил меня делать любую работу хорошо, поэтому я старался и был на хорошем счету, даже не задумываясь, что будет потом, после того, как моя учеба в военном училище окончится. Я помогал своей семье, отдавал стипендию, приезжал к ней на каникулы и был счастлив долгие годы, но тогда даже не знал об этом. Я ведь никогда не думал о том, что такое война, кто и для чего ее начинает, как она выглядит. Для чего нас обучают, муштруют. Годы армейской службы приучили меня исполнять приказы, не задумываясь, для чего они отдаются. Из меня вышла бы отличная штабная крыса – бухгалтер или даже военный инженер, я с детства обожаю математику и черчение. Но эти места для тех, кто рожден в богатой семье или умеет лизать задницу начальству. Я слишком прост и бесхитростен для спокойной должности, хотя служить в танковых войсках мне понравилось. Никаких бесконечных маршей на плацу, упражнений с автоматами или многокилометровых