Все оттенки черного. Кирилл Берендеев
горной системы, называемой в некоторых источниках Шамбалой. Науку, часть которой конспективно изложена в тибетской книге мёртвых. Бардо Тодол, если быть точнее.
В моменты причудливых и довольно странных бесед шпрехшталмейстера Шапиро со своим поверенным в делах эзотерики клоуном Теодором Бардо, их физические сущности не двигались совершенно. И даже слова, коими они изредка обменивались, жили сами по себе, расставаясь со своими хозяевами, как наивные осенние листья расстаются с умудрёнными опытом деревьями.
Цирк уезжал…
…и только на центральной площади, в высохшем накануне Большой Перестройки фонтане лежал забытый клоун Теодор Бардо.
В остекленевших глазах опытный иридодиагностик сумел бы различить туманный силуэт видного господина яркой иудейской наружности с сединой вьющихся волос на правильной формы черепе. Отражение – стоп-кадр, последнее, что видел покойный. Температура падала. Физическое тело гаера и шута лежало на дне мраморной чаши, внутри же его оболочки, наподобие матрёшки, просыпа'лось тело астральное, готовое устремиться в третью сферу, предписанную Тибетским кодексом мёртвых. Туда, где существовали законы, управляющие разумом физических сущностей.
Клоун Теодор или, правильнее будет сказать, бывший клоун Теодор, ещё не осознал сего факта (рассудок сопротивлялся очевидному) и пытался купить билет в кассе железнодорожного вокзала, хотя в нирвану билетов там не бывало со дня основания железных дорог в России. Его никто не слышал и не видел, от этого Теодор Бардо ярился, вызывая беспричинную головную боль и немотивированную депрессию у случайных свидетелей незначительных колебаний биосферы в районе зала ожидания.
Цирк уехал…
…и остывало под вечер набродившееся за долгий июльский день солнце. И распахивались окна, впускающие в тесноту душных квартир обволакивающее желе северной ночи, которая хоть и перестала быть «белой», но всё ещё не могла похвастаться радикальной чернотой, взбодрённой лишь зеленоватой мистической луной Архипа Куинджи. И становилось тихо и покойно… И почти никто не заметил, цирка-то уже нет.
…цирк уехал.
И клоуны тоже оставили город, покинув в нём счастливых на своём третьем дне беременности оптимистичных матерей-одиночек (в ближайшей перспективе) и заместителя мэра по культуре с больной от многодневного запоя головой, с крутящейся в ней странной фразой: «…нечутко вопиющее словосмешение с присовокуплением в городской быт ценностей современной мировой культуры…»
Господин шпрехшталмейстер подождал, пока пассажиры улягутся спать, вышел в тамбур, распахнул двери, соединяющие вагоны, и выбросил на рельсы стакан и табакерку с сильнодействующим наркотическим порошком – к чёрту улики! Тибет мог быть спокоен: Шапиро уже не нуждался в бесконечных подтверждениях истинности странного учения о мёртвых. Оно жило в нём. И в голове продолжало пульсировать