Заклинание бабочек. Ия
слезами глаза смотрели куда-то вдаль.
– Я так хочу, чтобы все это не кончалось. Не для меня, нет! Для других людей, чтобы они могли любить, жить, чувствовать, ощущая радость жизни. А это возможно делать только душой. Без нее человек мертв. Сколько раз мне приходилось оплакивать живых трупов, которые и сами не способны были чувствовать и других отравляли трупным ядом.
Знаешь, я никогда не была эгоисткой, не умела жить только для себя. Для меня важнее, чтобы были счастливы все вокруг, и тогда я радуюсь. Помнишь праздники, массовые гуляния? Помнишь это чувство всеобщего ликования. Это и есть праздник жизни, ее триумф, когда всем вместе радостно. Я получила от жизни самое главное – умение любить. Это и есть мой дар. Я люблю всех вас…
Леон обнял это существо, самое дорогое и близкое для него на всем свете.
– Ты знаешь, как я люблю Криса! – неожиданно сказала она. – Любовь управляет мной, и я делаю все, что она требует от меня. Одного я всегда боялась – его гибели. Ты знаешь, это могло произойти и произошло бы. Его медленно затягивал мрак. У него была сила. Я чувствовала ее в Крисе, ему нужно было вернуть уверенность в себе, вдохнуть огонь жизни в его суть. От Цезаря в нем оставались только талант и чувство достоинства. Но и последнего он стал уже лишаться. Его уязвимое место – прежнии честность и справедливость, превратились в чувство вины, используя которые окружающие люди лишали его уверенности в себе. Желание одиночества преобладало над всеми остальными желаниями. Ко времени нашей встречи он уже знал, что живет не так. Сарказм и остроумие Цезаря трансформировались в цинизм. Он все больше ненавидел окружающий мир и свое бессилие перед ним.
Ирис затихла, а Леон думал о брате и вспоминал его откровение после его встречи с Ирис. Он говорил, что в его жизнь ворвалось что-то, чего он раньше не испытывал. Он был счастлив и несчастлив одновременно. Ему предстояло изменить что-то в себе, в своих привычках, изменить что-то в отношениях с близкими. Словом, ему предстояло изменить жизнь.
Но к этому он оказался не готов. За все, что связывало его с прошлым, он крепко держался своим сознанием. Когда он приехал на первую встречу, он даже свои часы не перевел на местное время. Ему было страшно, словно почва уходила из-под его ног. Все, что устоялось, сложилось в его представлении о жизни, рушилось как карточный домик. Каково было узнать, что он такой же, как Ирис, если она казалась ему чуть ли не инопланетянкой! Ирис вспомнила, что тогда в машине, на стоянке у аэропорта, она прервала его пустой нервный рассказ о погоде, о поездке, о соседе по гостиничному номеру словами: «А вдруг мы больше не увидимся?» Он заглянул в глубину ее глаз и ответил: «Если бы ты была обычная, то все было бы иначе…» А тут оказывается, что он не такой, как все. Он и верил и не верил тому, что говорила Ирис, чертя какие-то знаки и линии на непонятной схеме. И оттого что он не мог это осмыслить, ему хотелось бежать туда, где все известно и надежно.
Ирис отдавала Крису все авансом. Он не был еще самым сильным, умным, мудрым, и в то же