Хорошие парни не пьют коктейли. Глеб Андреевич Васильев
– это книга, которую человек… Подарила ли мать мне ту самую книгу? И если подарила, то о чём книга? О том, что хорошие парни не пьют коктейли? Если жизнь и в самом деле подарок, то почему она так сложна и непонятна? Как ею пользоваться? Как читать книгу, которую ты сам должен написать, и как подарить человеку книгу, которую ему ещё только предстоит написать? Как лабиринтно извиваются нити вопросов, как змеисто переплетаются они меж собой в безвыходном пространстве беспросветных размышлений.
Пока я размышлял, принцесса ослабила хватку. Её пальцы соскользнули с моей шеи. Уронив голову на подушку и поджав колени к груди, принцесса замедлила вибрации своего тела до еле слышного пурпурного урчания – точно такое же урчание издавал безмятежно спящий Бегемот. Вокруг нас, болезненно подрагивая острыми краешками, осколки тьмы стали понемногу выпускать лепестки и срастаться ими друг с другом, кропотливо восстанавливая полотно ночи. К моим отдавленным рукам миллионом острых игл вернулась чувствительность. Игнорировать уколы было непросто, но я слишком устал, чтобы продолжать сознательное существование здесь и сейчас. Не дожидаясь, пока темень залатает все прорехи в своем тягуче-стеклянном теле, я погрузился в манящий омут безмыслия.
Когда я вновь воссоединился со своими чувствами и осознанными мыслями, от тьмы не осталось и следа. В кристально ясно просматриваемом пространстве комнаты кровать по-прежнему была подо мной, а слева и справа низкочастотно тарахтели органические моторы пса и девушки. Прямо перед собой я обнаружил то, чего не замечал раньше – двустворчатый шкаф цвета скорлупы высушенного фундука. Он разрастался своими лакированными досками ввысь и вширь, и при этом вглядывался в меня.
Как мог шкаф вглядываться – я не понимал, но чувствовал на себе его пристальное внимание. В этом тяжелом орехово-коричневом взгляде не было любопытства, как будто шкаф знал обо мне всё задолго до моего появления. Я догадался, что его интересует не то, что я из себя представляю, а то, что я стану делать или чего не сделаю. Он ждал уверенно, бесстрастно, не размениваясь на отсчет утекающих секунд и минут, словно в его распоряжении была вся вечность. Поразмыслив, я не придумал ничего иного, кроме как покинуть ложе, приблизиться к шкафу и распахнуть его дверцы.
Из деревянных недр в меня под аккомпанемент сложносочинённых запахов ворвались два десятка взглядов. Они принадлежали головам, выставленным рядами на полках. Так вот кто на самом деле вглядывался в меня! Отделённые от тел головы были мужскими – какие-то с бородами, какие-то с усами, другие – гладко выбритые. Тут находились брюнеты, блондины и рыжие, длинноволосые, коротко стриженные и лысые, иссохшие до состояния обтянутого кожей черепа с запавшими глазами, щеками и носом, и вполне ещё мясистые, кажущиеся едва ли не живыми.
– Они заслужили это, – я обернулся и увидел принцессу. Приподнявшись на локтях, она лила на меня свой безмятежный изумрудный свет. Бегемот тоже проснулся и теперь, липко булькая, самозабвенно вылизывал свои лапы.
– Не