Пламя моей души. Елена Счастная
в глубинах памяти, отложенное на потом.
Леден так и замер, вцепившись в застёжку широкого и красивого пояса, унизанного серебряными чеканными бляшками, на который Елица обратила внимание ещё в первую встречу с княжичем. Он вновь повернулся медленно, а по губам его пробежала гримаса решимости, словно он тотчас же готов был бы кинуться на расправу с супостатом.
– Кто он? Из наших кто? Как узнала? – посыпались вопросы, словно оскольки льда – только рукой от них и загораживаться.
Елица отступила даже – настолько большая недобрая сила норовила сейчас сбить её с ног.
– Когда я в Зуличе была, – начала она, сглотнув сухой комок в горле, – встречала там одного кметя. Или наёмника, не знаю. Он в ближней дружине Гроздана был. Зовут его Камян. Похож он на того, кого Вышемила описывала. И на гривне его я видела женский оберег. Такой же, какой пропал в тот день у неё.
И самой аж липко и мерзко во рту стало от понимания, какой нужно быть мразью, чтобы у девушки, которую ты силой взял, боли столько ей причинил и отдал на растерзание своим подручным, ещё и оберег забрать на память. Видно, Леден подумал о том же – таким неподвижным стало его лицо.
– Я встречусь с ним, обязательно, – проговорил он глухо. – Только сейчас не могу себе позволить в Зулич ехать. Но после – кишки ему вырву.
– Надеюсь, что так и будет, – Елица потупилась, робея под его тяжёлым взором.
Словно в этот самый миг он уже представлял, как будет вспарывать Камяну брюхо.
– Кровожадная ты, княжна, – усмехнулся Леден, но его лицо снова стало серьёзным. – Он тебе-то ничего не сделал?
– Нет, – ответила она поспешно.
И это, видно, всколыхнуло в княжиче большое подозрение. Он подошёл в два широких шага. Коснулся пальцами подбородка – и Елица подняла на него взгляд, стараясь ничем не выдать той бури неприятных воспоминаний, что поднялись изнутри, стоило только снова о Зуличе заговорить.
– Точно? – спросил так, будто ранку сковырнул. – Вы что-то скрываете от меня с Чаяном, вижу. Не лги мне, Еля.
Ну, вот опять. Полоснуло по сердцу жгущей болью, стиснуло грудь негодованием и страхом – от того, что не должен он так звать её. А как звучит его голосом это короткое имя, которым отец назвал в детстве, брат да Радим потом – люди самые близкие и любимые – так слушать хочется снова и снова. Склонилось его лицо ближе, повеяло от губ лёгкой прохладой, как и от руки его. Уже привычной, почти ласковой.
– Тебе какое дело, что со мной там случилось? – Елица отшатнулась, боясь, что сейчас, в этот миг разверзнутся где-то внутри него врата в Навь, и снова хлынет жизнь туда, без надежды на возвращение.
– Есть дело, коли спрашиваю, – огрызнулся в ответ Леден.
Елица развернулась и пошла прочь: сказала ведь всё, что хотела. А остальное – это уже ненужное, пустое. Игра крови и воображения.
Быстро разнёсся по детинцу приказ Чаяна собираться в дорогу. Забирали братья с собой большой отряд воинов: путь неблизкий впереди.