Лисы и Волки. Лиза Белоусова
Кухня была запретным царством – посуда вылетала из рук, подчиняясь потусторонней силе, а нож глубоко вонзался под кожу.
Однажды он чуть не вскрыл мне вены. Взмыл вверх и вонзился в деревянный стол в миллиметре от моего запястья. После мама даже масло приказывала резать пластмассовым ножом, опасаясь, что нечто подобное может повториться.
Вечно продолжаться такая жизнь в четырех стенах не могла. Мне нравились книги, вышивание, все то, чем я занималась, но любопытная детская душа требовала разнообразия. Я жаждала узнать, что скрывается за горизонтом, потрогать солнечные лучи. Казалось, будто внутри комнаты они другие, холодные, а там, снаружи – горячие, трепещущие.
Нутро устремлялось к свободе. Едва мне стукнуло десять, я решила, что стала достаточно взрослой, чтобы успешно выскользнуть из искренних, но душащих объятий матери. Пока незаметно, а потом, когда стану старше, переступлю порог этого дома навсегда и пойду вперед, погружаясь в ореол восходящего Солнца.
Я уходила из дома ночью, спустя несколько часов после того, как мама закрывалась на замок. Она запирала все двери, но меня это не останавливало – кутаясь в пухлые теплые вещи, я вылезала через окно. К счастью, оно было невысоким, и мне удавалось спрыгивать на землю достаточно бесшумно.
Наша избушка находилась в отдалении от города, поэтому, чтобы добраться до детской площадки, приходилось идти по каменным и песочным насыпям, рядом с которыми ржавели экскаваторы. Из обуви я располагала лишь дырявыми зимними сапогами с подошвами, больше похожими на мочалки. У мамы же имелись высокие блестящие сапоги из кожи. Я могла бы воспользоваться ими, но она сразу заметила бы нарушение наших негласных законов, и я терпела, даже когда осколки вонзались слишком глубоко. А на следующий день прятала следы похождений в теплых носках и сама мыла ноги, чтобы мама не видела.
Помню свой восторг, когда дом-великан оказался вблизи. Помню, как недоверчиво щупала его, прикладывала ладонь к нагретому дневным палящим солнцем бетону, гадала, не поднимет ли он из-под земли исполинскую лапу, чтобы раздавить меня. Как случайно повернула голову, услышав тихий шорох, и увидела площадку – и свой восторг от скорости, когда впервые раскрутила карусель, и высоты, когда взмыла на качелях.
С тех пор я сбегала, не обращая внимания на многочисленные новые и постоянно открывающиеся старые царапины. Меня огорчало, что я не могла пообщаться с ровесниками, но душу тешило то, что я хотя бы узнала, каково это – касаться ночного неба. Из раза в раз оно представало в новой ипостаси – бездонная бездна, безмятежное море с плещущимися волнами, широкая атласная лента, на ощупь мягче кошачьей шерсти…
Со временем я изобрела забаву – раскачивалась так сильно, что качели норовили перевернуться, и с самой высокой точки обозревала окружающий мир. Сначала глаз цеплялся за небо, сверкающий купол. Потом за великанов, спящих со своими жителями, но в любой момент готовых пожрать деревья, машины, дороги, все, что встанет у них на пути. Следом – за автомобили, замершие причудливыми тенями. Я угадывала в них магических существ: утонченных