Любовь с первого взгляда. Кейт Клейборн
было другое «здравствуйте», не мягкий осторожный вопрос с балкона Уилла – нет, Донни; она из принципа будет считать это балконом Донни. Это «здравствуйте» он произнес во весь голос, уверенно. Даже не обернувшись, она поняла: он улыбается. Или усмехается. Это «здравствуйте» говорило, что он стоял прямо там в тот момент, когда она необычайно уверенно заявила о его будущем в этом доме.
От этого «здравствуйте» она в ужасе обернулась.
На долю секунды, смущенная и ошеломленная, она приняла ту же позу, как когда уронила растение: замерла, как статуя, зажмурив глаза и задержав дыхание. Все настолько походило на то утро несколько дней назад, что ей пришлось напомнить себе, в чем разница: в прачечной пахло пылью, в руке она держала письмо, Бенни многозначительно, хотя и запоздало кашлянул, а еще она была полностью одета.
Она открыла глаза и повернулась к нему.
И… так.
Итак!
Он был выше и стройнее, чем казалось раньше, – ракурс, с которого она смотрела на него в первый раз, искажал пропорции. Лицом к лицу казалось, будто он заслонял собой весь коридор. Рельеф груди отчетливее виднелся под футболкой с длинными закатанными рукавами, и ни одной из рук он не схватился за неиспуганное сердце. Он держал их в карманах широких потускневших джинсов, все в положении его тела выдавало, что ему привычно и комфортно.
Нора решила, что он и правда усмехался, усмешка подходила его позе и ужасно хорошо выглядела на его все еще красивом лице: встрепанные, будто ветром, волосы, густые, темно-каштановые, дополняли темные брови и ресницы, за которые ей бы пришлось отдать минимум полторы сотни баксов в Sephora, потому что мир несправедлив к женщинам. Может, она бы заметила еще и цвет его глаз, но была слишком озабочена очередным предательством этой трансформации между балконом и прачечной.
На нем не было очков.
Очки очень ей понравились.
– Ты, – сказала она, не подумав, и лицо загорелось от того, как это прозвучало в ее же ушах: единственный слог выражал не столько презрение, сколько нанесенную боль и пронзительное разочарование. Письмо в руках тяжелело, казалось безразмерным.
Он не ответил, только усмешка поколебалась, Нора и сообразить ничего не успела, как он обошел ее, вытянув руку, на лице его появилась широкая, обезоруживающая, совершенно очаровательная улыбка, и она почти застонала, поняв: он точно знал, кому улыбаться, чтобы разрядить обстановку.
– Привет, – сказал он миссис Салас, протягивая руку. – Я Уилл Стерлинг.
– О боже, – ответила она, пожимая ее. Она обожала сериал «Главная больница».
– Вы, должно быть, слышали обо мне, – сказал он, стыдливо улыбаясь. Он как бы устремил всего себя к женщине: ссутулился, что, видимо, было для него естественно, его врачебная участливость напомнила ей о сиделках, которые ухаживали за Нонной в ее последние дни.
Когда он двинулся в сторону мистера Саласа, его поза одновременно осталась такой же и чуть изменилась; он сказал:
– Здравствуйте, я Уилл, – и так поднял брови на крепкое рукопожатие мистера Саласа, что тот и сам