Жених по объявлению. Виталий Кирпиченко
остановил меня, дослушав до слов:
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез…
– Что вы еще знаете из произведений Лермонтова?
– Это, как его… «Скажи-ка, дядя!»
– Вы имеете в виду «Бородино»?
В ответ я согласно кивнул и добавил:
– Еще «Герой нашего времени».
– Разрешите мне? – обратился красавчик к скучному «Павлу Ивановичу». Получив разрешение, уставился на меня бычьими насмешливыми глазами. – Как понимать: «Герой нашего времени»?
«Как понимать, так и понимать… Герой, вот и все тут. Не дрейфил. Чеченку, не испугался, увел», – завихрилось в голове.
– Ну, воевали тогда с чеченцами… Вот. И он, Печорин, тоже воевал. Храбрый был. Ихними… их врагами были горцы. Тоже смелые… Вот.
– Может, споете нам? – пропищала старушка.
«Насмехается старая карга!» – зло подумал я и выжидательно уставился на «Павла Ивановича».
– Если можете, спойте, – разрешил он, но по его виду можно было судить, что, если я и спою не хуже Шаляпина, все равно мне это не поможет. Моя карта бита.
– Украинскую можно? – спросил я, ни на что не надеясь.
– Можно. Можно монгольскую.
– Монгольскую я не знаю.
– Пойте, что знаете.
«Только побыстрее и покороче», – понял я.
Ніч яка місячна,
Зоряна, ясная!
Видно хоч голки збирай,
Вийди, коханая, працею зморена,
Хоч на хвилиночку в гай…
Сам не понимаю, как мне удалось вытянуть верхние ноты и не «дать петуха»! Может быть, причина тому – мои постоянные тренировки в пении и во время работы, и во время безделья. От отца передалось это постоянное песенное мурлыканье. Проснулся только и уже мурлычет что-то свое.
Команда заерзала на стульях. «Павел Иванович», как на чудо, уставился на меня.
– Может, повеселите нас и танцами? – с кривой усмешкой спросил красавчик.
– Чо, просто так танцевать? Без гармошки? – пытался я понять, где у них шутка, а где серьезно.
– Гармошек и балалаек, простите-с, не держим-с. Не по карману-с. Может, фортепьяно вас устроит? Чо сыграть-то? – продолжал выпендриваться красавчик.
– «Цыганочку» с выходом! – сказал я и с опаской посмотрел на это самое фортепьяно, за которым сидела клушей такая же безразличная к происходящему старушенция.
При этих словах красавчик растянул губы во всю ширь.
«Цыганочка» с ее четкими коленцами не вытанцовывалась. Она превратилась в глухое шарканье растоптанными башмаками по мягкому ковру.
– Чо-то не так, – признался я в поражении. Но не совсем. – Я под гармошку раньше… – добавил, всматриваясь в лица комиссии. Они непроницаемы. Как маски.
– Что будем делать с этим чудом в перьях? – наконец, обвел председатель комиссии членов.
– Предельно сырой материал, – ответил красавчик.
– Музыкальный мальчик! – с восторгом заявила старушка. – Прекрасный голос, что