Переживание чувств. О силе грусти и внутренней свободе. Сьюзан Кейн
зачем я слушаю какую-то похоронную музыку. Я посмеялась, и мы пошли на занятия. Всё, конец истории.
Однако я думаю над той случайной фразой уже 25 лет. Почему тоскливая музыка казалась мне тогда настолько вдохновляющей? И почему в нашей культуре такие вот шутливые замечания считаются нормальными? Почему даже сейчас, когда я пишу этот абзац, мне важно напоминать самой себе, что и танцевальную музыку я тоже люблю? (Правда люблю.)
Сначала мне было просто забавно ловить себя на размышлениях над этими вопросами. Однако в процессе поиска ответов я стала осознавать, что это те самые большие и важные темы и что современная культура приучила нас в ущерб нашим личным интересам не задаваться подобными вопросами.
Две тысячи лет назад Аристотель размышлял над тем, почему великие поэты, философы, художники и политики часто меланхолики по натуре[6]. Его вопрос напрямую связан с распространенной в античные времена теорией о том, что в теле человека заключены четыре гуморы, или жидкости, каждая из которых соответствует определенному человеческому темпераменту: меланхолическому (грусть), сангвиническому (радость), холерическому (агрессия) и флегматическому (спокойствие). Считалось, что соотношение этих четырех жидкостей в организме и определяет характер каждого из нас. Гиппократ, знаменитейший греческий врач, полагал, что у идеального человека все четыре жидкости находятся в равновесии[7]. Однако у многих из нас преобладает какая-то одна из них.
В этой книге речь пойдет о меланхолическом настрое, который я называю горько-сладким[8]. Под этим я подразумеваю склонность подолгу пребывать в печали, тоске, остро ощущать происходящее, все время помнить о быстротечности сущего и чувствовать удивительно яркую радость от созерцания красоты мира. Горько-сладкое мировосприятие предполагает осознание неразрывной связи тьмы и света, рождения и смерти, то есть горького и сладкого. «Бывают дни для сладости и дни для горечи» – гласит арабская поговорка. Трагичность жизни неотделима от ее величия; можно уничтожить цивилизацию и выстроить заново – и во всем снова проявится та же двойственность. Принять эту дуальность, подняться над ней можно, лишь полностью прочувствовав и пережив и свет, и тьму. Это преодоление и есть наша важнейшая задача. Горько-сладкое восприятие мира есть стремление к единству, желание вернуться домой.
Если вы считаете себя человеком горько-сладкого склада, то обсуждение аристотелевского вопроса о причинах меланхолии великих людей может показаться вам почти нескромным, похожим на самовосхваление. Так или иначе, его наблюдение подтверждается опытом многих веков. В XV веке философ Марсилио Фичино писал, что Сатурн, римский бог, олицетворяющий меланхолию, «согласился оставить повседневную жизнь Юпитеру, а себе избрал уединение и все возвышенное»[9]. В XVI веке Альбрехт Дюрер изобразил Меланхолию в виде печального ангела, а вокруг разместил символы творчества, знания, духовного поиска
В сборнике, приписываемом Аристотелю, «Problema XXX.1» рассказывается о связи между меланхолией и гениальностью. См.: Northwood Heidi. The Melancholic Mean: The Aristotelian Problema XXX.1 // Paideia. URL: https://www.bu.edu/wcp/Papers/Anci/AnciNort.htm.
Emotions and Disease // History of Medicine / U.S. National Library of Medicine. URL: https://www.nlm.nih.gov/exhibition/emotions/balance.html.
Моя концепция горько-сладкого и особенно идея о «пронзительной радости» сложилась под влиянием текстов Клайва Льюиса о Sehnsucht.
Ficino M. Letter to Giovanni Cavalcanti. Letters 2 (№ 24, 1978). Цит. по: The Power of a Melancholy Humour // Seeing with Different Eyes: Essays in Astrology and Divination / ed. P. Curry and A. Voss. Newcastle, UK: Cambridge Scholars, 2007.