Немой крик. Федор Залегин
организации было, как говорится, себе дороже…
Площадь развилки на Грозный была пустынна, и проверка документов на первом блокпосту в Черноречье была формальной, равнодушно-ленивой, даже десятка в паспорте осталась нетронутой, что было удивительно – и, въехав в разгромленный двумя войнами город, который он любил и помнил красивейшим из всех виденных им ранее, Айдамир кивком головы поинтересовался у попутчицы: «Куда?».
– Мне до улицы 8-е марта, – сказала она опять же по-русски, и легонько улыбнулась просительно. – Если можно, конечно…
Он все так же молча кивнул – это было почти по пути, и не хотелось уточнять у нее, почему она не говорит с ним на родном языке.
На подъезде к началу нужной улицы она вынула из пакета на коленях новенький дешевый бумажник и протянула ему сторублевую купюру.
Он остановил машину и молча покачал отрицательно головой.
– Спасибо, – опять же по-русски сказала она, уже не глядя на него, вышла из машины, аккуратно захлопнув дверцу, и направилась, опустив голову, к трем торговкам чем-то мелкоштучным на другой стороне улицы.
Айдамир с полминуты смотрел ей вслед. Похоже, она так и не поняла, что с полчаса назад спасла и себя, и его своей ярко-синей курткой с белыми полосками на рукавах.
На ближайшем к дому Вахи блокпосту все вроде было так же, как и месяц назад, но были и два заметных изменения – на флагштоке теперь болтался на ветру не российский триколор, а красный советский флаг пионерской организации, и контролировали въезд в частный сектор в этом районе города и выезд из него уже не серо-голубые омоновцы, а солдаты в зеленом камуфляже.
Айдамир остановился возле первого бетонного блока, наполовину закрывающего проезжую часть, полностью опустил боковое стекло. Ближайший из солдат в бронежилете и каске с автоматом наперевес направился к машине, другой стоял за первым справа двойным бетонным блоком, третий, с ручным пулеметом, лежал в укрытии из мешков с песком на крыше помещения для отдыха, сложенного из бетонных блоков. И сразу было заметно, что идущий к нему боец, хотя и определенно был постарше восемнадцатилетних новичков, в армии совсем недавно: слишком уж цепко тот стискивал автомат – левой рукой за магазин, а правой за рукоять возле спускового крючка.
– Документы, – подойдя, сказал солдат как-то обыденно, и тут же без всякой издевки добавил слово, которое Айдамир еще ни разу не слышал от федералов и от которого попросту офонарел: – Пожалуйста.
Айдамир подал ему права и паспорт СССР с вложенной в него, сразу видимой, десяточкой. Солдат взял документы левой рукой, затем, полностью отпустив из рук висящий на шее автомат с до упора поднятым предохранителем, правой уже привычно выдернул банкноту из паспорта, сунул ее в карман брюк, начал внимательно рассматривать права и паспорт, спросил снова так, словно не было ни войны, ни связанного с ней беспредела на дорогах:
– Цель прибытия в Грозный?
– За запчастями, – сказал Айдамир. – Я у себя в селе машины ремонтирую, технику бытовую.
Солдат возвратил ему документы,