Сборник памяти. Александр Чудаков
сегодня был в музее, смотрел новую экспозицию.
Чехов, Чехов. Быть может, я смогу когда-нибудь сказать перед его тенью, перед его духом: я сделал для Тебя все, что было в моих силах.
20 ноября.
По радио: «…достичь 5000 л. молока в год от каждой коровы…» Как знакомо! Это же я слышал в детстве, в юности… Шли годы – двадцать, тридцать, сорок – а все еще собираются надаивать те же пять тысяч…
7 декабря. <…> Слова Вс. Рождественского: «Никого не обижающий ум». Слово найденó!.. Далеко – ох далеко! – не про всех, с кем так тесно я общался в последние три недели, можно это сказать.
Щенков (9) раздали и продали на Химкинском рынке – по 3 р. Точный расчет: если хозяин отдает даром – товар бросовый; 5 р. – уже много; 3 же – не деньги. Первую партию Маня продала за 25 минут.
Оставили одного серого в яблоках по имени Буцефал; сейчас сидит у меня на коленях и пытается грызть диссертацию Н. К. Бонецкой об образе автора.
На диване сопит Жука, на коленях теплый Буцефал, думаю о теории; и мир впервые за последние месяцы снизошел на душу, замороченную кому-то, может, и нужной, но не мне – суетой конференций, ученых советов, заседаний.
11 декабря. О, как беспощадно прав Чехов: в жизни нет никаких событий, все идет как идет, и не события движут ее, а что-то другое, неуловимое. Как я хотел напечатать «Предметный мир литературы» – и не надеялся (где?), и мечтал. Но вот работа вышла – и что же? <…> 12 лет (а с выхода его рецензии – 15) мне портит жизнь Бердников, но, боюсь, когда он уйдет, это тоже не окажется событием, а вольется в общее мелькание дней.
28 декабря, воскресенье. Лыжи, снег, лес – и на душе нет «тоски и злобы». Почему я об этом забываю и не прибегаю к этому целительному средству?..
20 лет тому назад умер дед, человек, которому я более всего обязан своим миропониманием.
<…>
30 декабря. <…> Занятия не движутся. Веду жизнь писателя: любуюсь природой, читаю и пишу стихи, размышляю, делаю заметки в записной книжке…
31 декабря. <…> Последние события[27] вселяют надежды, впервые после 68 года. Целое поколение, возросшее в застойное брежневское время, возмужало с отсутствием каких-либо надежд. Да и наше… Неужто и на наш закат печальный – неужто еще будет что-нибудь вроде 60-х годов?..
21/I-87
Когда приходит тебе в голову мысль, которая кажется тебе новой, если не забьется твое сердце и не окатит тебя горячей волной, – значит ты не ученый и брось заниматься этим.
Несмотря ни на что по теме «30-е годы» основной историей нашего государства, канвой этой истории, ее внешностью, образным рисунком, тем, что входит в учебники, останется та история, которая запечатлена в газетах, фильмах «Веселые ребята» и «Волга-Волга», песнях Дунаевского, Утесова, Шульженко, хроникальных кадрах Горького на трибуне I съезда писателей, встречи Чкалова и челюскинцев. А о лагерях, замученных и расстрелянных миллионах
Возвращение академика Сахарова из ссылки в Горьком.