Приключения лимитчика в столице. Андрей Киров
а в мирное время армейский устав можно было бы и подкорректировать под обстановку и международную концепцию отношений.
Когда Славик предложил это дело – нюхнуть по-взрослому, мы и нюхнули, когда уже солнце зашло и штаб опустел: все офицеры и прапорщики ушли, остался только в подвале Леха Матвейчук, тоже малоросс с Западной Украины – у него дядя был настоящим бандеровцем, после войны, когда Советская Армия разгромила полчища гитлеровцев, прятался в лесу от Советской Власти, но его поймали и посадили на 15 лет. Леха говорит, он бандеровцем стал не по своей воле: ночью в их село пришли «лесные братья» бандерлоги, пойдешь, говорят, с нами, а то расстреляем твою семью… он и пошел… хотя Лехе тоже верить нельзя.
Лёха был подчиненный солдат у прапорщика хозчасти штаба, кстати, этот прапорщик о нем несколько слов чуть позже, когда ходил поддатый, фуражка на голове криво сидела. Леха в таких случаях говорил: « Ну все, товарищ прапорщик опять бухой!» У меня есть фотография с хитрой Лехиной мордой – оттопыренные уши и слегка косоглазый, как у Савелия Крамарова. «На память лучшему другу, – подписал он, – за дни совместной службы в армии.» Как же, – «лучшему другу»… Все так подписывали свои фотографии, кто вместе служил. Однако парень он был хотя и племянник бандеровца – плотно сбитый увалень, но покладистый и незлобивый, типичный украинский селянин с хутора, вот Николаю Васильевичу такой комичный персонаж в вечерах на хуторе как раз бы пригодился, так что ему даже дядю бандеровца можно было простить, если, конечно, он сам не стал бандеровцем после переворота.
Так вот, Славик учил нас, как правильно нюхать клей.
– Суй, – говорит, – агрегат* в пилотку, т.е. нос в банку и глубоко вдыхай!
Я сунул, вдохнул, ничего не почувствовал, вдохнул еще пару раз глубоко, как проинструктировал Славик, – никакого кайфа, только голова начала болеть. Вдохнул еще пару раз. Опять ноль эффекта. Может неправильно сую.
– Славик, – говорю, – никакого кайфа! – когда высунул голову. Смотрю – ни Славика, ни Юры, ни кабинета – все растворилось, как выхухоль в сметане. Вообще ничего нет как в фильме « Матрица». Там такой эпизод есть, где негр с индейцем – метисом в матрице сидели в белом пространстве, тоже наверное клея нанюхались, революционеры ёбаные, таких Володьке Ульянову не хватало, « базар толкли», где вообще ничего не было, кроме кресла. Вот и я типа в такое попал. А где же, думаю, кабинет-то! Где стены, столы с нашей писаниной на листах ватмана, канцелярские принадлежности, перья, тушь, ножи для разрезания бумаги, где вертящиеся на одной металлической ноге, кресла, в каких мы с Юрой работали, где люминесцентные лампы, и где Славик с Юрой! Я так испугался, первый раз в жизни! Я бы, наверное, так не испугался, если б американцы и в самом деле на нас напали! Вот это думаю, я попал, типа в параллельное измерение: я уже был к тому времени начитан в плане научной