Из записок следователя. Николай Михайлович Соколовский
чем приехал ваш брат?
– На пароходе.
– На каком?
– Не знаю.
– Долго ли он пробыл здесь?
– Всего несколько минут.
– Кто его видел?
– Никто не видал.
– А из живущих в доме, где ваша квартира?..
– Он у меня не был, я его встретил у ворот своего дома с мешками: передав их мне, он тут же отправился.
– Кто ж видел, когда вы несли мешки?
Пауза.
– Это было очень рано: все еще спали.
– Как же вы узнали, что приехал ваш брат?
– Я на прогулку вышел.
– Как мог нести ваш брат на себя такие огромные мешки?
Новая пауза глубокомыслия со стороны «честного» немца.
– О! Мой брат силен, как Самсон.
– Каким же образом на мешках могли очутиться клейма купца Дорожина, когда они прибыли из Нижнего.
Еще пауза.
– Стечение обстоятельств. О! Много есть таких вещей, которые трудно объяснить.
О труднообъяснимых вещах немец чуть ли не целый час говорил, туманно так, что страх.
– Куда же отправился отсюда ваш брат?
Немец предался снова глубокомыслию: надо было родить такое место, откуда вытребовать брата для справок было бы не совсем удобно.
– В Константинополь!
Порешив вопрос о местопребывании брата, немец с торжеством посмотрел на меня: каковы, дескать, мы, немцы, суньтесь-ка вы, русские, да выдумайте такую штуку!
Подлинно русский этого не выдумает.
Купно немцы тоже врут жестоко. Нужно мне было у немцев повальный обыск сделать, собрал я всех наличных колбасников, булочников, столяров, слесарей. Народ явился все благообразный; после присяги пастор приличный случаю спич сказал, немцы все головой ему в такт мотали. А как пошли философы после присяги врать, так и оказалось, что они все сродни константинопольскому туристу.
С татарами мне тоже часто приходилось иметь дело, по конокрадству все больше. Татарин никогда не сознается. Кажется, на месте преступления поймали, чего уж разговаривать, сознавайся, а он вам такой мыльный пузырь пустит, что вы и рот разинете.
Татарин лошадь слямзил, но неудачно, за ним в погоню. Нагнали так, что не успел даже соскочить с воровского, и привели ко мне.
– Помилуй, бачка! Отпусти!
– Да как же я тебя отпущу, когда тебя поймали на воровской лошади?
– Не воровал я, бачка.
– Каким же образом ты на ней верхом-то очутился?
– Шел я, бачка, полем. Три человека лошадку ведут. Садись, бают три человека, собака-татарин, на лошадку. Убьем тебя, собака-татарин, коль не сядешь на лошадку! Бачка, жизнь жалел, садился на лошадку!
Татарские ответы вообще отличались особенной изобретательностью. Молодец народ!
Но довольно о подобного рода мыльных пузырях. В заключение скажем несколько слов «о благородных» уже мыльных пузырях.
По одному из мыльных пузырей, именно по делу о краже денег у арестанта из дворян, Чужедольского, привелось мне производить