Жрица. Анастасия Верес
хотя и глаза, и руки были связаны. Поэтому главное, чтобы ты не расслаблялся.
– Ну поглядим, что ты за демон, – соглашается Паук и отпускает мое лицо. Я давлю волну тошноты и, сплюнув кровь в сторону, зло повторяю:
– Я не демон.
Но мне никто не верит. Кто-то ведет меня куда-то в сторону, а потом вниз по выщербленным ступенькам, толкает вперед, и я снова падаю на колени, только в этот раз под ногами не мягкая трава, а камень. Гулко хлопает за моей спиной тяжелая дверь, и я моментально понимаю, что заперта где-то под землей. Проклятье.
У Богов дурные шутки.
Вывернув здоровую руку, ощупываю сломанное запястье. Оно немного опухло, и, вероятно, кость сейчас не совсем там, где должна быть. Может, и не перелом, так, вывих. Убедившись, что мне не грозит лишиться руки, я сажусь ровнее и прислушиваюсь. Я здесь одна. Не слышно чужого дыхания и внешних звуков. Камень, окружающий меня, не пропускает ни ветра, ни шороха. Камень холодный, значит, и солнечный свет сюда не попадает вообще. Камень – могила мне.
С пятой попытки я поднимаюсь на ноги и медленно иду к стене. Трусь о шершавую поверхность, пытаясь избавиться от повязки, но не выходит, присохшая кровь мешает. Только щеку себе расцарапываю. Отбросив попытки вернуть себе зрение, принимаюсь вслепую исследовать склеп. Двигаюсь постепенно вдоль стены, ожидая опасности в любой момент, приходит она вместе с Пауком.
– Ну что, демон, тебе уже объяснили, зачем ты здесь?
– Я не демон, – упорно повторяю никому не нужное признание. Меня все равно не слышат.
– Все так говорят. Убийца всегда отрицает, что он убийца, насильник – что он насильник, а демон – что он демон. В любом случае мне совершенно безразлично, как ты себя называешь. Все, что тебе нужно – это снять проклятье. Сделаешь – и можешь быть свободна. Согласна?
– Кем бы ты меня не считал, я ничего не могу для тебя сделать. Я просто шла на Запад, когда появился охотник.
– Да, это он мне рассказал. А еще рассказал, что ты сделала с крысами. Как объяснишься?
– Никак. Понятия не имею, что произошло, спотыкалась об их трупы, пока он вел меня. Кромул цветет, может, они его задели.
– Крысы-то? – смеется Паук. – Никогда о таком не слышал. Так что пока я больше верю ему, а не тебе. И если ты хочешь продолжить свой путь на Запад, просто сними проклятье.
– И рада бы, да не умею ничего такого.
Вот, значит, что им надо. Оттого и руки мои только связаны, а не переломаны. И глаза мне не выкололи, а просто закрыли.
– Значит, по-хорошему не будет, – он подводит итог с деланой грустью. – Тогда нам придется пойти длинным путем. Для тебя это будет больно, для меня – неприятно. Я не испытываю удовольствия, мучая женщин, даже если в их телах живут демоны. Скажи, как снять проклятье, и я тебя отпущу невредимой.
Неуместный смешок срывается с моих сухих губ. Потому что такая речь звучит как хорошая шутка в нашем случае.
– Я знаю такого, как ты. Он тоже говорит, что не любит пускать кровь, и прикрывается долгом и высокой моралью. Всегда есть