Музыка льда. Осколки. Анна Беляева
это, кажется, ее предел, потому что с недавних пор “звездный” тренер вдруг тихо охнула, а из глаз покатились крупные капли слез. Дрожащими руками она порылась в сумке и вытащила телефон.
Позвонила брату. Занято. В службу эвакуации, номер который был в списке контактов. Свободный эвакуатор через 3 часа. Будете заказывать? Морозову было набрала, но вспомнила, что у него билеты на новый мюзикл и дала отбой.
К моменту, когда Григорьев ответил на ее вызов, все, что она могла – это хлюпать носом в трубку и повторять, что не знает, как быть и что делать.
– Вика, успокойся! Вика! Виктория Робертовна, вы меня слушаете?– в итоге пробился через истеричный плач Миша,– я еду к тебе! Слышишь? Не плачь. Где ты вообще находишься?.. Буду часа через полтора.
“Это, конечно, если очень повезет”,– подумал мужчина, прикидывая, как объехать пробки, прорываясь с одного конца столицы на другой. Что в итоге скажет жена, он почему-то даже не подумал. У него была хорошая семья. Но обожаемая упруга сидела дома, в покое и уюте, а женщина с теплым малахитовым взглядом рыдала где-то в машине, которая не могла ехать.
Нашел он ее уже не рыдающей, а обессиленно заснувшей за рулем:
– Штирлиц, просыпайся: 20 минут прошли,– постучал в окошко водительской дверцы Михаил.
Вика распахнула глаза, ещё сохранившие следы недавних слез, взглянула на него и совершенно по-девичьи смущённо зарделась.
Ее неловкость тут же передалась Григорьеву. Он почувствовал, как жар приливает к щекам и носу и представил, что становится морковного цвета на глазах красивой женщины. Михаил Александрович был стеснителен до заикания, и с возрастом ничего не менялось. Особенно в присутствии дам. Особенно тех, к которым питал нежные чувства.
– Ну, и что ты так ревела?– поинтересовался он, оглядывая раскуроченное колесо,– Хана шине и только. Стоило ли убиваться?
А потом они ждали ещё час эвакуатор. А потом ехали к ее дому. А потом… он отказался от чая и помчался к жене.
Красивые женщины – это замечательно, но родная душа у человека должна быть одна. Даже если другая – тоже стала нечужой.
С той поры, как Мишка осматривал пробитое колесо минула еще одна олимпиада. Две большие потери чемпионок. А они продолжали идти рука об руку. И в ком Вика могла не сомневаться, так это в Григорьеве. Даже в Илье, приближенном до полного слияния ней временами, Вика могла усомниться, а Мишка был всегда ней и всегда за нее. Он самый верный, может быть , он даже более верный ей человек, чем сама Домбровская себе. Она б могла себя предать при некоторых условиях. Мишка ее – никогда.
****
Опустевший "Сапфировый". Слышен даже звук кроссовок, кажется. Виктория медленно идёт от кабинета привычным путем: коридор, зал славы, лёд, вахта:
– До свидания, Виктория Робертовна.
– До свидания.
Рабочий день вытек весь, остался тихий вечер наедине с собой, своими планами, своими мыслями. Звонок Нике, обязательно. Звонки сестрам