Стрела и мост. Василий Антонов
полом, как мне кажется, важнейший, если не сказать – неотъемлемый компонент социальной действительности. Несколько позже Андрей повстречается с одним из своих бывших друзей, кто успел обзавестись семьей. Так вот, с точки зрения, бодрствующего искателя истины, эти люди будут выглядеть довольно жалко.
Но Андрею попадаются и холостяки, мужчины-одиночки. Здесь стоит сказать и несколько слов о Петре Сергеевиче. Перед нами типичный представитель старшего поколения, человек старой закалки. Интересно, что наконец-то мы видим личность, того, у кого есть имя. В «Затворнике» социум не атомизировался подобным образом, оставаясь галдящей агрессивной толпой, но теперь мы имеем возможность не только подойти поближе, но и вместе с главным героем оказаться внутри. Тем более Андрею придется снова и снова возвращаться домой, чем для него будет родное, однажды обжитое купе. И Петр Сергеевич станет для него не просто соседом или случайным временным попутчиком, а кем-то более близким.
Петр Сергеевич, что называется, из народа. В «Затворнике» им мог бы стать какой-нибудь сосед Шестипалого по кормушке, кто-то знакомый, но и чужой; с кем нет, как и не может быть единомыслия. Петр Сергеевич сам по себе, но вместе с этим он – живое олицетворение железнодорожного социума. По аналогии с «Затворником» его взгляды и мнения являются производным от уже знакомой нам по «Затворнику» народной модели вселенной. Примечательно, что Петр Сергеевич не так глуп, как может показаться на первый взгляд. И что самое удивительное, он знает какие-то важные, я бы даже сказал ключевые вещи. Автор не говорит о том, что лицо Петра Сергеевича также потеряло свою актуальность, но и без того понятно, что Петр Сергеевич представлен как экспонат навсегда ушедшей эпохи. Он своеобразный динозавр, доживающий свой век в пыльном углу истории. Ему, впрочем как и Андрею, не так-то просто найти себе место среди реформ и преобразований, которые, по всей видимости, затрагивают все вагоны с хвоста поезда. Но Андрей ещё теряет актуальность, так сказать, по частям, тогда как в лице Петра Сергеевича это выглядит делом решенным.
Утрата актуальности видимо связана с ощущением своей неуместности, ненужности, что ли. Андрей не является аутсайдером, каким был Шестипалый, кем-то вообще вынесенным за границы социума и вынужденным как-то там выживать. В «Стреле» изгнание, утрата связи с социумом переносится на глубинный, внутренний уровень. Я уже говорил, что с поезда, идущего на полном ходу к неведомой для всех цели, не так-то просто кого-либо выгнать. Тем более, что внешнее пространство ассоциируется с пространством потусторонним, в некотором смысле – территорией смерти. Туда, в конце концов, выбрасывают гробы; это зона небытия, край мира, что-то сходное с тем, что мыслят и что представляют себе обычные бройлерные аборигены, когда смотрят на Стену Мира. Так что тут ничего не попишешь, что Андрею, что Хану, что Петру Сергеевичу нужно как-то смиряться