Гори огнем. Александр Пелевин
герр майор. Выходной, – ответил Гуляев.
Он соврал. Никаких машин им, естественно, не полагалось.
Цвайгерт пожал плечами:
– Встретимся там! Будем пить водку. Только водку, и ничего, кроме водки! – сказал он и скомандовал водителю на полном ходу мчать дальше.
Когда мотоцикл скрылся за поворотом, Бурматов облегченно выдохнул.
– Он совсем вдрабадан надрался, – сказал он. – О чем вы говорили? Он хочет с нами в кабак?
– Ну да, – кивнул Гуляев. – Не отказывать же ему в компании.
– От него сивухой за километр разит. А что ты ему все «герр майор» да «герр майор», как будто ты денщик какой-то? Ему же посрать на это.
Гуляев промолчал. Достал пачку папирос, предложил остальным. Закурили.
Рядом с ними на остановке сидела только пожилая фрау с небольшим чемоданом. Она подозрительно покосилась на них, услышав чужую речь, но потом разглядела шевроны и успокоилась.
– Может, подружимся, – сказал Фролов, затянувшись дымом. – Вообще, конечно, не думал, что они могут так пить. Пока они в Париж не пришли…
– А я слышал, французы больше всех пьют. Правда? – спросил его Гуляев.
– Да все пьют. Как-то не сравнивал. Но эти, конечно, у нас в ресторанах кутили как черти… Да и я с ними кутил, что уж тут.
– А француженок, это самое, как… – с вопросительным намеком усмехнулся Гуляев.
– А француженок да, это самое. Только так.
Вдалеке на дороге появился автобус.
Из допроса бывшего капитана РОА Фролова Дениса Андреевича, Москва, 1946 год[4]
– Гуляева могу охарактеризовать как конченую тварь.
– Поясните.
– Он предал всех. Сначала Родину, потом свое дело, потом друзей, потом себя.
– Странно слышать такое от капитана РОА.
– Я не присягал большевизму. Я вообще в России впервые за двадцать пять лет… Как погляжу, тут многое изменилось. А Гуляев? Он был гнилым человеком. Мы некоторое время. Дружили, но такой мерзости я от него не ожидал. Он оказался хуже нас всех.
– Вы имеете в виду ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В апреле сорок пятого? – Не только это. Он воспринимал людей вокруг как ресурс, для удовлетворения любых своих прихотей. Самовлюбленное дерьмо. И было бы что любить… Он всегда искал легкой жизни, всегда хотел легкого выбора. Да, еще в конце марта сорок третьего он начал сходить с ума, но это не может оправдывать всего, что он натворил.
– Когда вы последний раз видели его?
– В апреле сорок пятого. Незадолго до того, как попал к вам. Собственно говоря, из-за него я и попал к вам. И было бы лучше, если б я покончил с собой. К сожалению, мне не выдалось такой возможности.
– Вы предпочли бы застрелиться?
– Я всей душой ненавижу большевизм и буду ненавидеть его до конца. Я знаю, что вы расстреляете меня. Я сражался солдатом и почту за честь погибнуть как солдат.
– А если вас повесят?
– Значит, повесят.
Глава вторая
В начале зимы 1942
Все документы здесь и далее, включая письма реально существовавших людей, вымышлены.