Симфония времени и медные трубы. Юрий Юренев
встававшая обычно с первыми петухами, решила не будить его, проверила, выключено ли радио, чтобы оно не громыхнуло, не дай Бог, утренней зарядкой. Тихо, как мышь, оделась, взяла сумку и ушла по своим хозяйственным делам.
Глава 2
Солнечный луч, проникнувший в комнату Егорова через открытое окошко, заставил его открыть глаза. Часы, лежавшие на стуле около кровати, показывали половину десятого. В доме было очень тихо. Егоров взял книгу и, устроившись поудобнее, стал читать, но вскоре услышал шаги жены и встал ей навстречу.
Маруся почти вбежала в комнату, лицо её было необычно бледно и очень взволнованно. В глазах блестели слёзы…
– Что случилось?! Что с тобой?!
– Ужас, Егорушка! Ты не представляешь этого ужаса! Что делается в городе!
– Да что же случилось?
– Егорушка! Война!!!…
Егоров сел. Известие его ошеломило.
– Макся! Опомнись! Что ты говоришь? Какая война? С кем?!
– Егорушка, с Германией. Они напали. Бомбят! Брест, Минск. Всё время бомбят!!!
– Не может быть! Как с Германией?! У нас же мирный договор. Что ты такое говоришь?
Но жена была так взволнована, что говорить больше не могла. Она бессильно опустилась на стул и заплакала. Её плечи горестно вздрагивали, и она сразу стала похожа на бедную, обиженную девчонку. Из сумки, стоявшей рядом с ней, сиротливо и заброшенно торчали синеватые куриные лапки, связанные какой-то выцветшей ленточкой.
Егоров кинулся к жене – утешить, успокоить её, но по пути включил радиоприёмник и в комнату ворвались бурные звуки строевого марша! Марш сменялся маршем, но это не вызывало, как обычно, праздничного ощущения, а вносило какую-то тревожность…
Обычно в это время передавались «Последние известия», передачи для юных пионеров, концерты… но ничего этого не было. Один за другим гремели марши, один грознее и суровее другого. Их не перебивал никакой текст, даже названия маршей не объявляли. И вдруг, во внезапной тишине, раздался голос, ставший таким знакомым после… Это был голос диктора Левитана. В тишине, особенно заметной после гремящих маршей, он сдержанным и суровым голосом сообщил, что через несколько минут перед микрофоном выступит «председатель Совета народных комиссаров». После этого сообщения наступила ещё более гнетущая тишина.
Наконец раздался голос председателя Совнаркома, с характерными запинками в словах. (Председатель слегка заикался.) Но с первых же его слов всё стало ясно.
Да! Это война! Нельзя оставаться спокойным. Нельзя быть дома! Надо идти. Куда?!! Туда, где люди, где народ, где принимаются какие-то нужные, именно теперь необходимые решения! А быть может, надо бежать в железнодорожную кассу, заказывать билеты в К** и скорее, пока ещё не поздно, мчаться к месту своего назначения?! Но эта мысль показалась Егору такой ненужной и мелочной… Такой мизерной, что он и не остановился на ней. Это не то! Не то… В такой час, когда страна, родная страна, в огне, когда враги, пока ещё неизвестные, непонятные как загадка, идут по нашей стране, по нашей