Обманщик. Исаак Башевис Зингер
у Флоры было узкое, с землистой кожей, шея длинная, узкий подбородок, острый нос, словно птичий клюв, и круглые птичьи глаза. Свои черные волосы она зачесывала вверх, этаким валиком, и они бархатисто поблескивали. Ходила она всегда в черном – чулки и те черные. Говорила быстро и так тихо, что слушатель мог только догадываться, что́ она сказала. Но вдруг, ни с того ни с сего, издавала резкий вскрик, точно рассерженная птица. Польские беженцы хорошо знали о талантах Флоры. Она находила время на все: на дом, на фабрику, на курсы английского в Городском колледже и на гостей. И славилась своей кухней. Все считали, что, будь у Флоры нормальный муж, она бы стала в Америке миллионершей. Вдобавок к прочим своим изъянам Альберт Крупп не мог иметь детей. Его семя было бесплодно.
Пил Альберт только водку. Виски он полагал смертельным ядом и привел бы целый ряд фактов, доказывающих, что коктейли вызывают язву желудка.
Минна налила ему рюмку водки, и он залпом ее осушил. В необходимость закусок Альберт не верил. Принципиально ничего не ел, пока не подадут горячее. Он уселся в кресло, положил пухлые руки на подлокотники и тотчас завел речь о том, что Рузвельт и Гитлер заключили секретное соглашение. Однако его прервали – пришла вторая пара, Зейнвел Амстердам с женой Матильдой.
Зейнвел Амстердам был высокий, стройный, лицо изнуренное, острый череп без единого волоска, острый кадык, длинная шея, острый нос и острый подбородок, вечно в заклеенных пластырем порезах, потому что на бритье Зейнвелу то ли времени не хватало, то ли терпения. Матильда говорила, что Зейнвел не бреется, а сдирает с себя кожу. Глаза у него были желтые, взгляд пристальный. В Варшаве Зейнвел Амстердам был брокером по недвижимости, а здесь, в Нью-Йорке, заделался домовладельцем. Несколькими зданиями он владел на паях с Моррисом Калишером. Но в первую очередь Зейнвел Амстердам скупал полуразвалившиеся дома и ремонтировал их или, как он сам говаривал, – латал. Во рту у него вечно торчала незажженная сигара, которую он ловко перегонял вправо-влево и вверх-вниз.
Других языков, кроме идиша, Зейнвел Амстердам не знал. Родом он был из какого-то провинциального польского городишка, такого захолустного, что даже в Польше о нем мало кто слыхал. И Амстердаму не терпелось поскорее разбогатеть. На миссис Амстердам – на Матильде – он женился вторым браком. Первая жена умерла в нищете. Матильда вела происхождение из Галиции, была вдовой бургомистра довольно большого города. Говорила она на германском идише.
Маленькая, полная, Матильда ходила вперевалку. Говорила с волнением, благожелательно улыбаясь вставными зубами. Нос короткий, глаза блеклые, пухлый двойной подбородок, а внушительный бюст не позволял ей смотреть под ноги, тонкие и слабые, так что каждые несколько недель она падала. В беженской среде сплетничали, что для бизнеса у Матильды голова получше, чем у Зейнвела. Он шагу без нее сделать не мог. И когда спрашивал у Матильды совета, покупать недвижимость или нет, Матильда нередко говорила: «Ты знаешь все, а я ничего. Но раз ты спрашиваешь,