Над пропастью во тьме. Мари Лайт
дергается, делает еле заметный вдох и начинает кашлять. Потом его рвет.
Я чувствую облегчение. Поворачиваю его на бок, чтобы не подавился рвотой. Мужчина приходит в себя и глубоко вдыхает воздух.
– Все хорошо. Лежите и дышите.
Когда прибывает скорая помощь, один санитар накрывает его рот и нос кислородной маской, а другой укутывает одеялом. Я стою рядом и наблюдаю. Затем поворачиваюсь, забираю из общей корзины свой ярко-фиолетовый зонт и выхожу на улицу.
Льет как из ведра. Раскрываю зонт и тороплюсь домой.
Ненавижу дождь.
3
Дан
Неделю спустя. Пятница, 8 апреля
Три. Два. Один.
22:04
Время ее смерти…
Я просыпаюсь в холодном поту рано утром. Рывком сажусь на кровати и тяжело дышу. Пытаясь справиться с пульсирующей болью, сплетаю и расплетаю пальцы. Мне нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя.
Это всегда один и тот же сон. Мое подсознание играет со мной в жестокие игры.
Я иду в кухню, наливаю в стакан воды и залпом осушаю его. Поднимаюсь в спортзал на беговую дорожку. После сорокаминутного бега иду в ванную, включаю душ на полную мощность и встаю под холодные струи.
Перед глазами все еще стоят цифры на ее ладони: ноль часов, ноль минут и четыре секунды. Проклятые, мать твою, цифры, которые я вижу у всех людей! Цифры, показывающие продолжительность их жизни! Они всегда светятся черным огнем на тыльной стороне ладони человека. Похожи на татуировку. Каждый раз, когда встречаю людей, вижу их время. Будь то молодая девушка, у которой впереди тридцать лет, восемьдесят дней, пять часов, две минуты и три секунды; или старик, жить которому осталось последние три минуты.
Хуже всего, что стоит мне коснуться чьей-то ладони, как в голове сразу мелькает вспышка – последние семь секунд жизни этого человека. Но даже зная, когда и как погибнет человек, предотвратить это невозможно.
Я пытался. Бессчетное количество раз.
Спасатель из меня хреновый, а исход всегда один – смерть.
Мой дар – сущее проклятье. К тому же он совершенно бесполезен. Что хорошего в том, что я знаю, сколько кому предначертано, если ничего не могу изменить? Все, что я могу сделать – это отгородиться от внешнего мира, провести барьер в виде черных солнцезащитных очков, которые ношу днем и ночью.
Я выяснил это не сразу. Оказывается, что каждый раз, когда я надеваю солнцезащитные очки, цифры пропадают, и я становлюсь нормальным человеком. Конечно, я продолжаю слышать их приглушенное тиканье, но отношусь к этому как фоновому шуму.
Открываю стеклянную дверцу душевой кабины, беру полотенце и вытираюсь. Оборачиваю полотенце вокруг бедер, приглаживаю мокрые волосы и подхожу к панорамному окну. Наблюдаю за розовыми полосками рассвета и верхушками многочисленных небоскребов.
Работа, пожалуй, это то, что заставляет меня вставать по утрам. Держаться за ту грань разума, что еще не стала безумной. Мне необходима эта рутина. И моя работа – это все, что у меня осталось.
Надеваю костюм, сверху черное