Только для нас. Мария Зайцева
потом случится… да плевать пока что.
Ветка волнуется, кусает свои идеальные губы, тянет вниз подол короткого платья… Она без чулок, без колготок. И там, под подолом, только нижнее белье… А-а-а-а! Сука! Не думать об этом! Рано! Рано еще!
Ногти на ногах перламутровые. И маленькое колечко на среднем пальце. С камушком блестящим… Необычно и круто. А еще на тонкой щиколотке узкая белая цепочка. И висит какая-то хрень, мелкая, тоже белая… Такая же цепочка на запястье. И еще кольцо. Не на правой. И с камнем. Большим. Помолвочное? Есть парень у тебя, подруга детства? Жених? Как же он отпустил тебя сюда, одну? Я бы не отпустил. И Тим бы не отпустил…
А твой жених в курсе про нас? Про нас троих? Что он про это думает?
Или это грязный секрет, который ты никому не доверила?
Платье дорогое… Простое, но видно, что уровень высокий. У нас таких нет.
У нас в городе и женщин таких нет.
И не было.
Ты была.
Но ты уехала. Бросила нас. Как же ты могла, Ветка? Как же ты могла после всего, что было?
Невольно скалюсь, сжимаю и разжимаю пальцы, пытаясь уговорить себя не трогать раньше времени, не протягивать руки.
Во-первых, надо поговорить.
И, во-вторых, надо доехать до места. Иначе Тим не оценит моей инициативы.
Он молодец. Мы ведь не сговаривались, куда отвезем. Все настолько спонтанно вышло, что вообще ничего не успели спланировать.
Экспромт, епта.
Но не зря мы все трое так хорошо чувствуем друг друга. До сих пор чувствуем.
И потому нельзя везти Ветку туда, где прошло наше детство, в эти дворики, в эти палисаднички… Слишком там все больно.
Не зря же мы с Тимом тут больше не появляемся. Трудно находиться там, где все пропитано светом твоего детства. Пусть не всегда сытого, но определенно счастливого. Тогда мы думали, что все будет так, как нам хочется.
А все получилось… Так, как получилось.
Ветка сидит, отвернувшись к окну и старательно не глядя на нас.
А я…
Я вспоминаю ту бешеную весну, когда все началось.
И голову дурманит от этих воспоминаний.
Так сильно, что невольно погружаюсь в наше общее, одно на троих, прошлое.
Ветка сидит, коленки аккуратные сводит, а я не могу не смотреть на нее. Краем глаза отмечаю побелевшие костяшки пальцев Тима на оплетке руля, и понимаю, что он себя тоже еле держит.
Нам всем надо выдохнуть, иначе ничего не получится.
Но как выдыхать, когда изначально рядом с ней воздуха никогда не хватало?
Это что-то страшное, порочное и одновременно чистое. Оно поднимается из самого нутра, прошибает насквозь острой памятью, давней, тактильной, не мозга даже – тела, когда подушечки пальцев болят от фантомного желания коснуться, ощутить, вспомнить. Когда жрешь глазами и никак нажраться не можешь.
Когда с ума сходишь, понимаешь это и одновременно ужасаешься и кайфуешь.
Это дико странно.
Это дико заводит.
Это