Ослепляющая страсть. Калле Каспер
в себе подонка, который для достижения эгоистических целей пользуется слабостями других. Мой сын недавно ушел из дома, он снял вместе с другом квартиру и не принимал от меня материальной помощи. «Папа, ты свел мать в могилу, я не хочу больше иметь с тобой ничего общего», – сказал он на прощание. Да, моя жена угасла как-то быстро и незаметно, я даже не успел навестить ее в больнице. Узнав про ее неверность, я словно вычеркнул ее из своей жизни, а теперь понял, что из жизни невозможно вычеркнуть ничего. Мертвая и кремированная, она тем не менее продолжала жить во мне и напоминать о тех далеких днях, когда мы еще были счастливы. Мой лучший друг вместе со своей женой недавно погиб в автомобильной аварии, это случилось через несколько недель после того, как я в отместку соблазнил его жену, и я не мог отделаться от чувства, что в произошедшем есть и моя вина.
«Опомнись, Куно, – убеждал я себя, – ты не можешь отвечать за все, что происходит с другими. Каждый в этом мире борется за себя, а кто не борется, того втопчут в грязь, как поначалу делали с тобой».
Но пилюля не давала мне успокоиться, ее сила оставалась в моем организме и заставляла страдать. На следующий день я пошел в контору, но почувствовал сразу, что не в состоянии вести дело дальше – это ведь возможно только, обманывая других, а я больше не хотел никого обманывать. Я продал фирму за гроши и стал искать работу. Меня никуда не хотели брать, наверное, мое состояние не внушало доверия. В конце концов, после долгих поисков я получил работу в одном торговом центре, где я собираю тележки и ставлю их на место.
Машину я продал, на работу начал ездить в автобусе: не хочу больше быть похожим на тех, кто думает только о собственных удобствах. Здоровье пока не подводит, но, когда давление снова поднимется, у меня уже не будет лекарства, потому что третью пилюлю я выкинул в мусорный ящик.
Замена
Случилось это той весной, когда я оканчивал университет. Был я тогда влюблен, и даже счастливо, взаимно. Не знаю, стал бы я сразу делать Майе предложение, я ценил свою мужскую свободу, но приближалась выпускная комиссия, и я боялся, что нас направят на работу в разные города. Глаза Майи увлажнились, когда я спросил, согласна ли она стать моей женой, я даже не подумал, что это может быть для нее так важно; глухим голосом она проговорила: «Да», – и уткнулась носом в мою грудь. Мы условились, что встретимся на следующий день после лекций в главном здании, «под часами», и пойдем в ЗАГС подавать заявление.
Ждать Майю пришлось довольно долго. Стрелка на старинных, с римскими цифрами часах, упорно ползла вперед, и взгляды, которые я бросал на нее, становились все более беспокойными. Неужели передумала? Так сказала бы прямо, зачем выбирать столь унизительную форму отказа? Мне хотелось сходить к телефону-автомату, чтобы позвонить – кто знает, может, заболела, лежит в общежитии с высокой температурой, но я боялся, что она придет и, не увидев меня, уйдет.
Так