Сумасшедшая одержимость. Даниэль Лори

      Я нашла свое счастье в свернутой долларовой купюре и белом порошке.

      Иногда они приносили мне эйфорию – такую эйфорию, от которой бурлит кровь в венах, сердце колотится быстрее и весь мир падает к твоим ногам. Как после секса, только без чувства пустоты.

      А иногда они были лишь инструментом. Одна дорожка – и все неурядицы, каждый синяк, стирались из памяти. Всего одна дорожка – и я становилась свободной.

      Порой это заканчивалось резким порывом воздуха и скрипом захлопывающейся передо мной металлической двери.

      Эхо рикошетом отскочило от стен и ударило по барабанным перепонкам как пинбольный шарик. Я сглотнула, услышав, как закрылся засов.

      Шагнув вперед, я схватилась за железные прутья.

      – Мне же положен один звонок, правда?

      Полицейская, латиноамериканка лет двадцати с чем-то, положила руки на пояс и, нахмурив темные брови, окинула меня взглядом.

      – Сегодня не твой день, принцесса. Если мне придется смотреть на это отвратительное платье, – она кивнула на мое красное, восхитительно кружевное платье от «МакКвин», – еще хоть минуту, у меня голова будет раскалываться до конца смены.

      Я попыталась прикусить язык, но не успела.

      – Можешь сколько угодно винить в этом мое платье, но мы обе знаем, что башка у тебя будет трещать из-за старческого пучка на твоей макушке, cogliona.

      Прищурившись, она шагнула в мою сторону.

      – Как ты меня назвала?

      – Воу, – вмешалась другая полицейская, положив руку на плечо коллеги. – Мартинез, пойдем.

      Латина враждебно посмотрела на меня, а потом удалилась вместе с напарницей.

      Я развернулась, уже готовая начать метаться от стенки к стенке, но обнаружила, что в камере не одна. Рыжая проститутка, давно уже не в расцвете сил, сидела в углу и наблюдала за мной сквозь слипшиеся от туши ресницы. Ее тональник был на несколько тонов темнее бледной кожи, а сетчатые колготки в дырках.

      – Они не забрали твою обувь.

      Я взглянула на свои красные туфли от «Джимми Чу».

      – Красивые, – сказала она, отколупывая лак с ногтей.

      Посмотрев на ее голые ноги, я вздохнула и села на лавку рядом с ней.

      Они не забрали мою обувь, потому что мне не грозило остаться в камере надолго. Вне всяких сомнений, уже через несколько минут за мной должна была прийти какая-нибудь важная шишка в костюме не по размеру, чтобы отвести меня куда-нибудь, где есть диван и кофе – чтобы там, в комфорте, я разговорилась и вывалила им все секреты «Коза Ностра».

      «Позорище».

      «Ничтожество».

      «Как тебя любить такую?»

      Я пожевала нижнюю губу, чувствуя, как в груди зарождается тревога.

      – Сколько стоили? – спросила моя соседка, и в тот же момент в конце коридора хлопнула дверь. От эха этого звука волоски на моих руках встали дыбом.

      Я услышала его раньше, чем увидела.

      И сразу поняла, что за мной прислали федерала.

      Профессиональный и безразличный голос с неуловимой ноткой в каждом слове, острый и жесткий, словно тайный грех, который держат