Знаки любви. Ян Хьярстад
страх смерти, от которого я так и не сумела отделаться. Я знала, что знак перед последней датой отнюдь не был крестом; это был кинжал.
Однажды утром, когда я только начала оставаться ночевать у моего возлюбленного, мы лежали на матрасе, тесно прижавшись друг к другу, и рассказывали друг другу разное. Лед покрыл окна кружевной занавеской, но в камине горел огонь, и мы лежали без одеял.
– Знаешь, что написано на надгробии моей мамы? – спросил он.
Я принялась гадать. Он подивился, сколько эпитафий я знаю. Но ни одна не подошла.
– Первые семь нот «Концерта для виолончели с оркестром ми минор» Эдуарда Элгара, – сказал он. – Она была романтической натурой. И скептически относилась к словам.
– А что насчет тебя?
Я хотела сказать: «Ты считаешь себя романтической натурой?»
Но он не понял, что я имела в виду.
– У меня вообще не будет надгробия. Я никогда не умру. Пообещай мне. Не дай мне умереть.
– Обещаю, – отозвалась я и притянула его к себе.
У бабушки был один из самых красивых камней на всем кладбище; дед собственноручно его выбрал в карьере напротив усадьбы. Я всегда оборачивалась, чтобы оглядеть его и убедиться, что все в порядке. Передняя сторона была шероховатой, из-под бучарды[30], тогда как остальные три сохранили натуральную поверхность.
– Я выбрал местный гранит, потому что он светло-красного цвета, но становится багряным, когда намокает, – говаривал дедушка. – Я часто прихожу сюда во время дождя.
Элиас выбил и надпись. Одними прописными.
– Capitalis monumentalis. Такой же шрифт, как на постаменте колонны Траяна в Риме, – сказал он. – Лучший из когда-либо созданных. Непревзойденная ясность. Никогда не выйдет из моды.
Также камень украшал узор: солнечный диск с расходящимися лучами, частично скрытый треугольником.
– Это пирамида, – объяснил дед.
– А закат?
Мне пришлось толкнуть дедушку. Он стоял, так крепко задумавшись, будто памятник перед ним превратился в мудреный Розеттский камень.
– Это восход, – поправил он меня.
Треугольник и круг напоминали замочную скважину. Может, надгробие на самом деле было дверью? Я украдкой поглядывала на ключ, висевший у деда на шее, о котором тот никогда ничего не рассказывал.
– Здорово, что бабушка лежит так близко, да? – сказала я однажды.
– Не очень-то близко, – откликнулся дедушка.
– Она не здесь похоронена?
Элиас заинтересовался гравием на тропинке, и выражение его лица сделалось такое, будто совесть его нечиста.
– В некотором смысле она здесь лежит. Но в некотором, так сказать, смысле здесь одиноко покоится герр Дубовицкий.
Он улыбнулся. Плохие зубы делали улыбку немного зловещей. Мне на миг подумалось, что речь о любовнике бабушки и о том, что дед его порешил.
Мы продолжили прогулку. Я непроизвольно читала имя за именем, куда падал взгляд. Мы были на кладбище,
Бучарда – молоток с квадратной формой оголовка и пирамидальными зубцами. Применяется для нанесения шероховатостей на поверхность камня.