Мастер жестокости. Николай Леонов
если у него ум за разум зашел на старости лет? Профессиональная деформация, не скажу – деменция. Может, и сына-то никакого нет. Может, он воображаемый?
«Вот разошелся», – подумал Лев Иванович и пытался воззвать к разуму, а не мстительности друга:
– Это как раз легко проверить. Если, конечно, сын законнорожденный, признанный. Полагаю, что так оно и есть, иначе с чего уж так ему убиваться? Тем более что врачи говорят: опасности для жизни пана Ректора нет, рановато ему исповедоваться. Пара запросов, и мы про его сына кое-что узнаем.
Убедившись, что друг и коллега пребывает в предновогоднем, благодушном и всепрощающем настроении и не желает проклинать старого людоеда, Станислав безнадежно махнул рукой:
– Да понял я, понял. Ладно. К чему формальности, больно надо время тратить. Один звоночек, пара стаканов чаю… ты чай будешь?
– Нет.
– Тогда три стакана, – мстительно пообещал Крячко и набрал номер телефона:
– Лилечка Ивановна, душа моя! Как твои дела?
В ответ прозвучал мощный бас:
– Вашими молитвами. Что, Крячко, по рюмочке чаю?
– Что мелочиться нам, взрослым людям. Сразу по стаканчику.
– Подваливай.
Поскольку до института (теперь уже академии), который окончил Крячко, было недалеко, поэтому загадка личности Лилии разрешилась скоро. Бас, звучавший в трубке, принадлежал миниатюрной и изящной, как китайская статуэтка, женщине, похожей на младшую сестрицу Майи Плисецкой. По факту женщина являлась бессменным секретарем пана Ректора последние лет сто. Крячко, немедленно трансформировавшийся из старого злопамятного ворчуна в галантного рыцаря средних лет, преподнес женщине цветы и припал к ручке.
Царила Лилия Ивановна в приемной Ректора, которая совершенно не выглядела как положено, то есть безлико и официально. Здесь было уютно и даже как-то приветливо, стулья для посетителей, почему-то не стандартного черного, а теплого кофейного цвета, в цвет обивки ректорской двери, так и тянули присесть и поболтать. Два огромных, под потолок, беспрерывно цветущих китайских розана повышали настроение не у одного поколения учащихся. Пахло кофе и почему-то выпечкой.
У секретаря пана Ректора были карие глаза с острым взглядом, черные ломаные брови, явно без жалости и много лет формируемые по определенному шаблону, строгая, ни волоска в сторону, прическа, безупречная фигура без грамма лишнего жира. Интересно, что сама по себе она не производила впечатления доброй, душевной особы, но, по-видимому, под этой неприступного вида оболочкой скрывалось отзывчивое сердце.
Усадив гостей, она открыла специальный шкаф, быстро и со вкусом превратила рабочий стол в чайный, расположив в идеальном порядке стаканы в подстаканниках, угощения, сахарницы и все прочее, что всегда припасено у хорошей хозяйки для всегда желанных, пусть и нежданных, гостей.
– Как всегда, в своем репертуаре, – пророкотала Лилечка Ивановна, разливая чай в стаканы, – хватай тару и излагай свое дело. Станислав Васильевич просто так