Слеза Евы. Елена Дорош
из соседнего подъезда?
– И что с того?
– А вот!
Глафира принесла из коридора сумку и, словно фокусник, вытащила тонкий, переливающийся ярким синим цветом платочек. Вообще-то вещица береглась к выходным, ну да ладно!
Мотя посмотрела и ахнула.
– Газовый!
– Газовый и даже лучше, чем у тетки Вали!
Мотя развернула платок и полюбовалась.
– А где ж ты денег на него взяла?
– Мне аванс выдали. Вроде как подъемные.
– Так ты сразу все на платок профукала?
– Да ты лучше примерь.
– Нет, ты скажи!
– Надень, говорю, а то обижусь!
Мотя аккуратно сложила платочек и повязала на голову.
– Ну как? – спросила она с замиранием сердца.
– Поди, сама глянь!
Мотя подошла к зеркалу и засмотрелась.
– Королевна! Неужто не видишь?
Глафира посмотрела на довольное Мотино лицо. Угодила с платочком-то! Прямо насмотреться на себя не может! Теперь будет думать, как завтра наденет свой салоп, повяжет платочек, пойдет в булочную, и все соседки это заметят.
– Ну спасибо тебе, Глаша. Только все равно…
– Давай чай пить, а, Моть! Ты меня уж притомила!
Мотя, забыв снять обновку, засуетилась, выставляя на стол тарелку с хлебом, сахарницу и чашки. Чай пить она обожала. Чуть управится с делами, сразу ставит чайник, а потом долго, с удовольствием пьет, смакуя сухарик или, что бывало нечасто, молочную карамельку.
Глафира села напротив, любуясь Мотей в новом платке. Много лет назад у Моти обнаружили диабет. Матушка Анимаиса сказала, что это стресс так повлиял. С тех пор Мотя сильно поправилась, раздалась, черты лица стали казаться мелкими и словно сгрудившимися посредине, придавленные большими щеками и несколькими подбородками.
Глафире казалось, что ничего милее Мотиного лица она не встречала.
– Знаешь, Олег Петрович сначала хотел, чтобы сиделка жила у него постоянно…
Мотя перестала жевать и замерла с набитым ртом.
– Не пугайся, ради Бога! Я сразу сказала, что у меня семья, поэтому постоянка меня не устраивает, и он согласился. Буду работать с восьми до шести шесть дней в неделю. В воскресенье вызовет только в крайнем случае.
– А ночью что ж? – поинтересовалась Мотя.
– С ним внучатый племянник живет, все, что необходимо, сделает.
– И в выходные сидеть согласился?
– Бартенев настоял, чтобы в воскресенье его оставляли в покое. Ему нужно личное пространство, как он выразился.
– А как же то самое?
– Мотя! Если ты не в курсе, то наука в этом вопросе шагнула далеко вперед.
– Да неужто? – поразилась Мотя. – Это куда же?
Глафира махнула рукой и не стала объяснять, Мотя, выждав самую малость, принялась за старое:
– А племяннику этому сколько лет? Небось старый уже?
Тоже нашлась хитрюга! Глафира улыбнулась.
– Да нет, не старый. Учится в университете.
Мотя заволновалась. Любой потенциальный ухажер, появляющийся на горизонте, действовал на нее