Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение. Ивлин Во
Паддингтонского вокзала Джок отправился прямо в Брэтт-клуб. Один из мужчин у стойки сказал:
– Кошмарный случай с парнишкой Тони Ласта.
– Да, я был при этом.
– Неужели? Кошмарный случай.
Позже ему сообщили:
– Звонит княгиня Абдул Акбар. Она желает знать, в клубе ли вы?
– Нет-нет, ответьте ей, что меня здесь нет, – сказал Джок.
На следующее утро, в одиннадцать, началось следствие; длилось оно недолго. Доктор, водитель автобуса, Бен и мисс Рипон дали показания. Мисс Рипон разрешили не вставать. Она была очень бледна и говорила дрожащим голосом; отец испепелял ее грозными взглядами с ближней скамьи; под шляпкой у нее скрывалась маленькая проплешина, там, где сбрили волосы вокруг ранки. В заключительной речи следователь отметил, что в случившемся несчастье винить, как явствует из свидетельских показаний, некого; остается только выразить глубочайшее соболезнование мистеру Ласту и леди Бренде в постигшей их тяжелой утрате. Толпа расступилась, образуя проход для Тони и Бренды. На следствие явились и полковник Инч, и секретарь охотничьего клуба. Следствие велось со всей деликатностью и уважением к скорби родителей.
Бренда сказала:
– Погоди минутку. Я должна поговорить с этой бедняжкой, рипоновской дочкой.
И прелестно справилась со своей задачей. Когда все ушли, Тони сказал:
– Жаль, что тебя не было вчера. К нам приходило столько народу, а я совершенно не знал, что говорить.
– Как ты провел день?
– Тут была лихая блондинка… мы немного поиграли в петуха и курочку.
– Петуха и курочку? Ну и как, успешно?
– Не очень… Даже не верится, что вчера в это время еще ничего не случилось.
– Бедный мальчик, – сказала Бренда.
С приездом Бренды они почти не говорили друг с другом. Тони встретил ее на станции; когда они добрались до дому, миссис Рэттери уже легла, а наутро улетела на своем самолете, не повидавшись с ними. Бренда – в ванне, Тони – внизу, в кабинете, где писал письма, в чем теперь появилась необходимость, слышали, как над домом пролетел самолет.
В этот день солнце почти не проглядывало, буйствовал ветер; белые и серые облака неподвижно стояли высоко над головой, зато голые деревья вокруг дома раскачивались и колыхались, а во дворе конюшни вихрями крутилась солома. Бен переоделся – для следствия он облачился в парадный костюм – и занялся делами. Громобою вчера тоже досталось – он немного прихрамывал на правую переднюю.
Бренда сняла шляпу и кинула ее на стул в зале.
– Сказать тут нечего, верно?
– Не обязательно разговаривать.
– Нет. Наверное, будут похороны.
– Как же иначе.
– Когда, завтра?
Она заглянула в малую гостиную:
– А они порядочно наработали, верно?
Двигалась она более замедленно, чем обычно, голос ее звучал монотонно и безразлично. Она опустилась в одно из кресел посреди зала, куда никто никогда не садился. И так там и застыла. Тони положил ей руку на плечо, но она сказала: «Оставь» – не раздраженно и нервно, а без всякого выражения.
Тони сказал:
– Я,