Аруна. Айлин Лин
и вдруг решила разыграть сценку, – и ты словно от меня отгородилась невидимой стеной, как-будто я стала чужой, – печально глядя на мать, протянула я, – чувствую себя такой одинокой… – всхлип был бы тут к месту, но решила не переигрывать, просто повернулась к ней спиной и понуро опустила плечи.
– Да что же ты такое говоришь, Аруна! – я скорее почувствовала, чем увидела, как женщина расстроенно всплеснула руками, а потом она подошла ко мне, развернула к себе лицом, вгляделась в мои глаза и крепко обняла, прижимая к своей груди. – Ты не одна… просто пойми, после травмы ты стала другой, я была в растерянности… но сейчас всё хорошо, прости меня, ты моя кровиночка, я ни за что тебя не оставлю!
Вдохнув запах Райлы (она тоже не благоухала розами), прикрыла веки, ближе в этом мире, чем эта женщина у меня никого нет. Она заботится обо мне, как может, переживает. А мне теперь никак нельзя её подвести.
– Мама, а когда можно будет помыться в реке? Мои волосы в ужасном состоянии, – заговорила я спустя несколько минут тишины.
– Зачем мыться? Вода в реке всегда холодная – судороги мигом сведут все конечности, а там и заболеть недолго. Мы обтираемся песком и рчаткой, она не позволяет заводиться на наших телах различным кровососущим жучкам, да и иные болезни тела обходят стороной, – искренне недоумевала она, заглядывая в мои глаза.
– Тогда хотя бы расчесать их, – дёрнула я за один из колтунов, – невозможно так ходить, голова болит.
– Гребень я достану, – кивнула после секундного замешательства мать. – Помогу разобрать на пряди, станет полегче.
– Таккь (прим. автора: с норвежского – спасибо), – поблагодарила её я и улыбнулась.
– И чего ты забыла у обережного огня? – вдруг всполошилась Райла, увлекая меня за собой, – пойдём, костёр разведём, а то потух практически, вот и холодно в шалаше стало.
Я следила за женщиной: та споро поворошила тлеющие угли в костре, что был разожжён неподалёку от нашего вигвама, закинула в него ломкий сухой хворост, и пламя мгновенно, весело треща, занялось. Затем настал черёд более крупных веток.
– Не стой без дела, неси остатки крула, сварим часть, часть запечём, с собой возьмём в лес, – заворчала женщина, но как-то так по-доброму, с другой совершенно интонацией, и я вдруг отчётливо поняла, что новую Аруну приняли, и у меня теперь точно появился кто-то родной и близкий. В груди разлилось тепло и я, отчего-то глупо улыбаясь, помчалась за шалаш, куда убрала казанок с замоченными в солёной воде кусками мяса.
К тому моменту, когда первые лучи местного солнца коснулись горизонта, окрашивая его в яркие ало-жёлтые тона, а обережный огонь погас, словно его и не было и вместе с ним истаяли две луны, мы уже успели сварить кашу на завтрак, и нанизать мясные куски на крепкие тонкие палки и разложить над костром, чтобы поджарились.
– Гу морн! (при. автора: доброе утро) – раздалось вдруг, я резко обернулась к говорившему и искренне улыбнулась: к нам пожаловал дядька Ансгар, и в этот раз он не ковылял,