Паутина. Анастасия Валеева
да… – растерянно проговорил мужчина, а потом оживленно добавил: – Но до недавнего времени мы часто переписывались! Вернее, мать мне часто писала… Я не всегда находил время ответить…
– Когда вы в последний раз получили весточку?
Синявский задумался, а потом, опустив глаза, сказал:
– С полгода назад.
– Ведь за это время она могла с кем-нибудь подружиться.
Может, с мужчиной каким сошлась…
– Да вы что?! Ей шестьдесят пять!
– Когда вам будет столько, вы поймете, что это бывает и в шестьдесят пять, и даже позднее.
– Ну нет! Ее идеал – отец! – разгоряченно вскрикнул.
Виктор.
– Ну что вы так разошлись? Я про мужчину для примера просто сказала. Давайте закончим на этом.
– Как это закончим?! – разведя руками и брызгая слюной, протянул Синявский. – Скажите хотя бы, жива она или нет!
Вы… вы ведь можете это как-то узнать? Можете? – гость неуверенно посмотрел на гадалку, – Что, если она на самом деле в каком-нибудь скверике сейчас лежит? Мертвая…
Одна… Никому не нужная… – голос Виктора снова дрогнул.
– Навели на вас тоску господа милиционеры! – проговорила.
Яна, резко вскинув головой.
В следующий миг она вышла из комнаты и через несколько секунд вернулась оттуда, держа в руках заветную колоду карт. Виктор смотрел на нее во все глаза, пытаясь представить, что за этим последует. Яна веером развернула стопку и вытащила карту «Царство живых».
«Царство живых» была очень «несговорчивой» картой в последнее время, зато когда она охотно шла на сотрудничество, Милославская получала ответ на вопрос, жив искомый человек на момент гадания или нет. На карте перед обрамленной двумя фонарями аркой стояла роковая девица, держащая в руках пламя, дым от которого одновременно напоминал извивающегося змея и уходящую вдаль тонкую ленту.
Яна присела на краешек кресла, положила карту на правое колено и накрыла ее ладонью. Виктор, который до того постоянно шмыгал и дышал, подобно сошедшему с дистанции спринтеру, совершенно затих. Казалось, даже сердце в нем на это время остановилось.
Через минуту-две Милославская стала чувствовать в кончиках пальцев легкое покалывание. Обычно это было хорошим признаком – вслед за ним, как правило, наступало ощущение тепла, а потом приходило и само видение. Сейчас Яна боялась надеяться на первые признаки наступающего откровения, как бы опасаясь спугнуть его. Гадалка не горела желанием начинать это дело, а потому допускала, что организм, которому она в этот миг приказывала сосредоточиться на одном, вполне мог ее ослушаться.
Несмотря на опасения Милославской, покалывание через несколько минут все же стало перерастать в тепло. На этом этапе Яна уже была наполовину оторвана от действительности и погружалась в иной, никому, кроме нее, неизвестный мир. Мгновенья летели, и вскоре гадалку полностью окутало мистическое облако.
Это облако стало кружить Яну, трясти ее, совершенно невесомую, из стороны в сторону, а затем понесло с огромной скоростью под какие-то