Игра снов. Алексей Брусницын
вас за честь вкусить в вашем обществе этого великолепного вина, но я должен возвращаться к своим обязанностям.
– Закари, я приказываю вам остаться и налить еще, – произнесла герцогиня нарочито капризно. – Пойдете, когда я вас отпущу.
Игривое настроение герцогини несколько озадачило рыцаря. Это было сказано столь многообещающим тоном, что у Закари екнуло в груди. Он наполнил кубки и осмелел настолько, что предложил такой тост:
– За вашу красоту, леди Маргарет! Она – самое главное богатство герцогства. И если бы сотня злоумышленников покусились на этот капитал, я вступил бы в бой и бился бы до победы или смерти.
– Скорее второе, мой друг. Вы вообще отдаете себе отчет? Стократное преимущество противника не оставляет вам никаких шансов. И мне бы тогда, мягко говоря, тоже не поздоровилось… Не разумней было бы все-таки убежать?
– Мне? Убежать с вами?
– А почему бы и нет? – задумчиво произнесла она.
Сердце заплясало в его груди.
Пригубив, он хотел было поставить кубок на стол, но ее рука помешала это сделать.
– До дна, рыцарь. До дна!
Когда Закари опустил от уровня глаз порожний кубок, неожиданно для себя не обнаружил Маргарет на месте. Она стояла в трех шагах с очень решительным видом. Повела плечами, и балахон упал к ее ногам.
– Я люблю вас, госпожа! – искренне вырвалось у него.
– Каков молодец… Хватит этой «госпожи» и «вашей светлости». Зови меня просто Гвиневе́ра. И давай на «ты», а то я не смогу расслабиться.
Он поднялся навстречу и пролепетал, стараясь сдерживать дыхание:
– Но Маргарет… а как же герцог?
– Это для всех остальных я Маргарет, а для тебя буду Гвиневерой. А ты моим Ланцелотом, – она пьяно, но обворожительно захохотала. – И помни. Если верность сохранить не получилось, придется хранить тайну.
6. День 3-й.
Самым страшным наказанием для пронумерованных обитателей ульев было лишение гипносна, которое можно было получить за нарушение трудовой дисциплины или общественного порядка.
Как привидения бродили такие «лишенцы» по улицам, не в силах уснуть без усыпляющего газа в своих обесточенных саркофагах. Пропуск одного сеанса еще можно было вынести и вернуться к нормальному режиму жизни. Но если больше… На вторые, максимум третьи сутки они начинали набрасываться на прохожих, тогда их отлавливали и сдавали в реабилитационные клиники. Там они быстро отказывались от антисоциальных мотивов в поведении и твердо уясняли, что такое профессиональная этика.
За систематические и серьезные преступления можно было получить лишение навсегда. Эта мера была подобна смертной казни. Пчела сначала отучается от гипносна, потом из-за неизбежной бессонницы теряет способность работать и, как следствие, перестает получать пищу. А когда становится опасной для окружающих, ей даже не пытаются помочь, а усыпляют, как собаку, без дара «Последнего сна».
Некоторые «лишенцы» уходили из города и становились «изгоями».