Муж-озеро. Ирина Андрианова
4. Куча
– Танюха, ты, что ль? Не узнала. Богатая будешь!
Невысокая коренастая тетка резво поднялась с бревна и сделала шаг навстречу. Говорила она громким, грубоватым, уверенным голосом, не допускающим мысли, что кто-то может быть не рад его услышать.
– А я издали смотрю: ты – не ты? Костик говорит – Татьяна. Смотрю – точно. Да садись, чего стоишь!
Вблизи тетка оказалась обладательницей огромных, хотя вовсе не красивших ее еврейских глаз и торчащих вперед заячьих зубов, отчего ее верхняя губа с заметно прибивавшимися усиками все время была приподнята. Это было, вобщем-то, кстати, потому что руководительница туристического кружка подросткового клуба «Луч» Эмма Георгиевна обычно говорила беспрерывно, и закрывать рот ей не требовалось. Костик, помощник руководительницы на полставки (и, как можно было предположить, ее гражданский супруг), напротив, говорил мало. Не факт, что озвученную фразу про Татьяну он действительно произнес. Глядя на него, становилось ясно, что ему глубоко наплевать и на многие куда более значимые вещи, а потому ожидать от него внимания к столь постороннему предмету точно не приходилось. Это был сухонький, седенький и очень крепкий мужичок лет пятидесяти, с неподвижным лицом и флегматичным взглядом серых глаз. Такие никогда не бывают в молодости первыми красавцами и спортсменами, но, когда их более удачливые ровесники обрастают детьми, внуками, брюшками и болезнями, они продолжают как ни в чем не бывало бегать ветеранские марафоны и кататься зимой на лыжах – всегда с одинаковой скоростью, не быстрее и не медленнее, и так до самой смерти. Если допустить, что все болезни происходят от нервов, то они Константину Федоровичу (впрочем, все звали его просто Костик) точно не грозили, потому что его не волновало в жизни абсолютно ничего, кроме сохранности его любимой зимней лыжни и летних беговых маршрутов, а также вопроса о том, что будет на завтрак, обед и ужин. С такими здоровыми потребностями Костик рисковал прожить не менее, чем сто лет. Со стороны могло показать странным, что он выдерживал энергичный темперамент Эммы Георгиевны. Но всякий более-менее посвященный в их семейные тайны понимал, что он вообще не видел и не слышал ее, за исключением моментов, перечисленных выше.
Эмма Георгиевна тоже была бодрая и моложавая. Сложно было определить, сколько ей лет – тридцать пять, сорок пять, пятьдесят пять? Отчасти эта иллюзия была порождена ее некрасивым, но выразительным лицом (известно, что красивые женщины стареют раньше), отчасти – невероятной подвижностью и лица, и всей фигуры, которая просто не давала возможности как следует ее разглядеть.
Вокруг руководителей на поляне роилось человек пятнадцать-двадцать школьников. Двое, что были ближе всех, буркнули проходящей Танюше «здрасте». Остальные, равнодушно повернув головы, тут же вернулись к своим важным детским делам. Количественные перетурбации в мире взрослых были им неинтересны.
– Вы опять, смотрю, детей привезли, – полувопросительно-полуутвердительно пробормотала