Я приду, когда будет хорошая погода. Ли Доу
несколько дней, когда ты вернулась, чтобы не слушать твои нотации. Но теперь, когда ты даже не думаешь уезжать… – невозмутимо ответила тетя.
Вдали виднелся город Хечхон. Хэвон ела сушеную хурму, глядя, как привокзальная площадь бледнеет в неярком зимнем свете. В детстве, приезжая с мамой к тете, она каждый раз выходила на этой станции. Отца с ними никогда не было: он не любил навещать родственников. С каких-то пор мама стала брать дочь с собой в поездку к тете даже не во время отпуска. Когда мама пропускала работу и отправлялась к родственникам, на ее лице, явно выражавшем отсутствие сна, были синяки разных размеров.
– Хорошо для твоей бабушки, что дочь, о которой она беспокоилась и днем, и ночью, пришла первой. Я, пожалуй, еще годик как следует отдохну, – Мёнё потерла наполовину прогоревшую сигарету о мерзлую землю.
– О тебе тоже она очень переживала.
– Знаю. Но она действительно всегда любила твою маму больше. Родителям все дети одинаково дороги, но всегда есть тот, на кого возлагают больше надежд.
Хэвон молча смотрела на город. К востоку от привокзальной площади были видны здания средней и старшей школы Хечхона и спортивная площадка. Она слышала бормочущие голоса детей, буквой «Г» согнувшихся над тетрадями в научной лаборатории на верхнем этаже.
«Так выходит, это похоже на непредумышленное убийство?»
Девочки не видели Хэвон, которая за углом протирала полку с анатомической моделью.
«Ничего подобного! Если бы речь шла о несчастном случае, то это считалось бы причинением смерти по неосторожности, но мать Хэвон призналась, что имела намерение убить его».
«Вау, как такое может быть? Боён прямо так и сказала?»
«Да! Ш-ш-ш! Если Ким Боён узнает, что я тебе рассказала, мне конец».
«И что она тебе сделает? Раз боишься, не надо было рассказывать! Она всегда притворялась, что у нее есть совесть, делала все, что от нее просили».
Раздался противный смех. Хэвон толкнула манекен, и тот с грохотом упал. Разлетевшись на куски, анатомическая модель, обнажив внутренности, разбила стеклянную дверцу шкафа, и склянка с биологическим образцом – погруженной в формалин курицей – треснула. Едкая жидкость полилась на пол. Визг школьниц, разбросанные части мертвой курицы, осколки стекла… Эта сцена до сих пор нет-нет да и всплывала в ее памяти.
Несколько дней спустя Хэвон рано утром одна ехала в пригородном поезде. Проехав несколько часов, она вышла на незнакомой станции и два дня жила в обшарпанном гостевом доме. По берегам реки Нактонган росло много хурмы, и на каждой аллее с деревьев здесь свисали плоды, созревшие до насыщенного оранжевого цвета. На третий день ее каким-то образом нашла Мёнё. Увидев тетю, идущую по песчаному берегу реки, Хэвон не поверила глазам.
– О, ты здесь? Ты приехала в красивое место.
Удивленная и смущенная, она продолжала чертить веткой на песке. Некоторое время она молчала, а потом бросила:
– Хочу умереть.
Прозвучало немного по-детски.
– Умрем вместе?
Хэвон посмотрела на нее. Лицо тети было спокойным.
– Если