.
лицо с высокими скулами, крупный нос и твердые губы.
Он был похож на фигуру рабочего в знаменитой советской скульптуре «Рабочий и колхозница», воздвигнутой при входе в московские павильоны ВДНХ.
Его внешний вид внушал надежду на то, что на его мускулистое плечо всегда можно положиться.
А мне всегда так не доставало этого самого мужского плеча.
Володя с другом снимал комнату в городе и приезжал ко мне в общежитие после учёбы. Несколько раз мы ходили в театр музыкальной комедии, но в основном сидели в сквере Кирова и разговаривали. Вернее сказать, говорил Володя, я слушала его и грустила. Он говорил вдохновенно и правильно. Он был хорошим и добрым, сердечным и самоотверженным.
Но он планировал вернуться в свою Калиновку сразу после получения диплома.
Говорил о развитии родного села и о том, как ждут односельчане своего любимого доктора. Зажмурив глаза от удовольствия, Володя мечтательно описывал картину нашего будущего семейного счастья.
Во мне он видел соратника и боевую подругу, которая разделит с ним все тяготы сельского быта. Он не сомневался, жена просто обязана самоотверженно следовать за мужем без всяких сомнений. И почему-то говорил о нашей совместной будущей жизни, как о вопросе уже решённом.
Было очень сложно объясниться с Володей. Он был слишком категоричен, искренне верил в меня и видел во мне черты, мне не свойственные.
Однако стаи гусей и пара жирных свинок в загончике, которые решил заиметь Володя для качественного питания в деревне, подьем в четыре часа на утреннюю дойку и радостное кудахтанье кур, которых я буду кормить перед работой, не входили в мои жизненные представления о комфорте.
А самое ужасное для меня – в картину счастливой жизни Володи входили шесть детей, а лучше семь или восемь.
Мне было стыдно признаться Володе, что я хочу иметь единственного ребенка. При этом, слово «хочу» было лукавством чистой воды. В моем представлении, если уж так необходимо иметь ребенка, то надо сделать все возможное, чтобы это был единственный ребенок.
Я не осмеливалась сказать об этом прямо. В наше советское время не любить детей, означало наличие у женщины скверного характера и эгоистичное нежелание увеличить народонаселение самой счастливой страны в мире.
Но я сама была единственной дочкой и меня это только радовало.
– Что плохого в многодетной семье? Это весело и не скучно. В нашей семье я – четвертая дочка, а всего у мамы пять детей. Ты что не хотела иметь брата или сестренку? – спрашивала меня соседка по комнате Надя Ефремова.
– Никогда. Мне было хорошо в моей комнате, – искренне отвечала я.
Володя приходил еще несколько раз, стучал в нашу комнату, я пряталась под кровать и просила Надю отвечать, что я внезапно уехала к родне на окраину Иркутска.
– Почему ты прямо не скажешь Володе, что не хочешь с ним встречаться? Он – такой хороший парень! – удивлялась Надя.
– Он спросит, почему я не хочу выйти за него замуж. А что мне ответить? Сказать, что