Свадьбы и карты. Александр Петрович Пальчун
уж точно напоминающую катафалк. Всю дорогу он молчал, безуспешно отбиваясь от липнущей к нему невесты.
Когда мы вернулись в отель, то Ангелины там не оказалось. Она исчезла, не предупредив папашу. Разгневанный Такиходов бегал по дому, разыскивая беглянку. Он матерился, не соблюдая приличий в столь торжественный день.
– Кто ты? – спросил Филюк нареченную, когда они остались вдвоем.
– Я? Я – Ангелина.
– Черт подери! Какая ты Ангелина?!
– Ангелина Такиходова. И напрасно папенька бегает по дому и разыскивает свою потаскушку. Она убежала!
– Кто убежал? Какая потаскушка?
– Та, которую он выдавал за меня. Она работала у нас прислугой, а когда умерла мама, совсем окрутила папу и командовала всем нашим домом.
– Так она ему не дочь?!
– Я бы повесилась, будь у меня такая сестричка. Она заставила папу переписать на свое имя отель, а теперь ограбила его и убежала.
– Как ограбила?
– Я сама видела, как она выходили из дома с черным чемоданчиком. А когда, гадюка, заметила меня, еще и ручкой помахала.
Филюк кинулся к шкафу, где в выдвижном ящике хранился наш, уже однажды украденный дипломат. Ящик бы пуст.
– Моя дорогая Ангелиночка, – сказал Филюк своей, только что обретенной супруге таким медовым голоском, что девушка затрепетала от первой и многообещающей ласки. – Она обокрала меня и моего друга Ивана Густолеса. Мне надо сообщить ему эту неприятную новость. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
Вы не представляете, какими коварными иной раз оказываются молодые мужья! Филюк не вернулся.
Мы схватили свои нехитрые пожитки и покинули отель, даже не затребовав наши фальшивые паспорта.
Как я проучил Филюка
После очередной неудачной свадьбы Филюка я понял, – продолжил свой рассказ Густолес, – насколько уязвимо наше с ним содружество. В любую минуту мой товарищ мог влюбиться в какую-нибудь вертихвостку, и все мои труды по приобщению его к благородному карточному бизнесу могли пойти прахом. Любая смазливая особа в юбке могла выловить его словно малька, как это делали мои одноклассницы в далеком детстве. Не раздеваясь, они заходили в воду и поднимали подол платья, где оказывались мелкие рыбешками. А если подол поднимет взрослая девица, да еще со стройными ножками? Да Филюк и трепыхнется не станет!
Надо было что-то предпринимать, ибо не прошло и месяца после крымской брачной истории, как мой неразумный Венечка опять начал заглядываться на женщин. Увы, урок не пошел ему впрок.
Однажды, когда я вернулся в очередную нашу съемную квартиру, то застал Филюка с неизвестной девицей. Они попивали чаек и так весело щебетали, что я сразу почуял – беда совсем близко.
Девицу звали Мариэттой. Одно имя чего стоило, особенно для Филюка, падкого на иностранщину. Внешностью девицу господь тоже не обидел. Была она, что называется, в теле, не то что его прежняя крымская щепка Ангелина.