Измена. Если любишь – прости. Полина Рей
– бывшей бабе Волошина, которая мне в подмётки не годится.
– Он так сказал? Что мне нужно что-то кому-то доказать?
Муж запрокинул голову и рассмеялся. Зло, отрывисто, коротко. Я не узнавала в этом смехе отца своих детей, я не узнавала в нём человека, с которым прожила несколько лет и доверяла, как самой себе.
– Об этом ты и хотела поговорить? – вскинул Саша бровь. – О том, не брошусь ли я показывать Диане, что теперь я её достоин?
Он всё же поднялся из-за стола и, заложив руки в карманы джинсов, отошёл к окну. Стоял, повернувшись ко мне спиной, смотрел на город.
– Она ведь так и сказала тогда… Что со мной никаких перспектив. Что будет искать себе более подходящий для жизни вариант.
Волошин словно бы говорил сам с собой, а я сидела в стороне, застыв. Задавала себе вопрос:
«Неужели он не понимает, что ранит сейчас меня каждым словом? Каждым оттенком эмоций, направленных на прошлое?»
Фокусируясь на том, что уже давно должно было быть придавленным могильной плитой, Волошин рисковал потерять самое важное. Но навязывать ему эти мысли о объяснять очевидное я не собиралась.
– Пожалуйста, избавь меня ещё и от этих подробностей, – хрипло, но твёрдо заявила я, поднимаясь из-за стола следом за мужем. – Я тебя услышала – ты не идёшь на мальчишник, с Дианой больше не встречаешься. Живёшь с нами, потому что мы – твоя любимая семья, никаких поводов усомниться в тебе не даёшь. Это так?
Я сложила руки на груди и ждала ответа от Саши, который, кажется, пребывал в каких-то своих грёзах о прошлом. Это откровенно пугало, но сейчас у меня попросту не было сил на то, чтобы продолжать вытаскивать из мужа новые откровения.
– Это так, – кивнул он, повернувшись ко мне.
– Меня это полностью устроит. – Я повторила его жест, кивая.
И прежде, чем уйти в детскую, где собиралась прибраться перед приездом девочек, добавила:
– Хорошо поразмысли о том, стоит ли терять семью ради бабы, которая прыгает в койку к любому мужику, который купит в клубе алкоголь подороже.
Повернувшись к Саше спиной, я удалилась из кухни. И даже представить себе не могла, каким взглядом он меня провожает.
И какие эмоции испытывает в сторону законной жены, которая посмела посягнуть едва ли не на святое.
***
– Пап, ты снова задумался! – с непосредственным детским возмущением воскликнула Диана, с которой Волошин сидел на полу и в сотый раз играл в «Миллионера».
Изученная вдоль и поперёк настолка сегодня раздражала.
– Я не задумался, Бусь… Просто немного устал.
Он посмотрел на часы – до момента, когда нужно было укладывать девочек, ещё прилично времени. Значит, впереди купание, а потом – пара сказок.
– Тогда иди и отдохни, – велела Дианка.
Вскочила, засуетилась, собирая игру. Волошину стало неудобно перед дочерью. Это Глашка могла валяться на игровом коврике с книжками, и её не слышно, не видно. А старшая всегда требовала к себе внимания.
– Не отдохну! – заявил он, с улыбкой