Бро. Валерий Петрович Большаков
Постанывая, вполз на диван-кровать, не сложенный с утра (а смысл его складывать? Вечером опять ложиться…), и замотался в одеяло.
«Не кантовать…»
* * *
Я бродил душой по спутанным сновидениям из тех, что впечатляют ночью, а утром забываются, утекая, как туман сквозь пальцы. Вернулся в явь, наверное, после двенадцати – организм ненавязчиво просился в санузел.
Я с удовольствием потянулся, зевнул от души, протирая глаза – и напрягся. Что-то не то… Да всё не то!
Откуда в моей спальне окно с допотопной форточкой? А это что глыбится в углу? Шкаф? Откуда у меня шкаф?! Все вещи в гардеробной! И постель…
Я принюхался. Да нет, пахнет приятно – накрахмаленным бельем. Лишь однажды довелось мне учуять эти нотки свежести – у бабули в Приозерном. Запахи детства…
Терпкий аромат растертого в пальцах смородинового листа… Волглый дух остывшей баньки…
«Да не морочь ты себе голову всеми этими нотками!» – накинулся я на себя в раздражении. И замер.
Тихий вздох донесся ясно и четко. Сглотнув, я медленно перекатил голову по подушке.
Рядом со мной, дразня крутым изгибом, лежала девушка «без ничего», как мы говорили на заре малолетства. Сонная, не раскрывая глаз, она заворочалась, ложась на спину. Лунный свет выбелил хорошенькое личико, протянул тени от высоких грудей, точеных, как опрокинутые чаши. И весьма глубоких посудин – размер четвертый, не иначе…
А мне, как зачарованному, оставалось следить за плоским девичьим животом, что еле заметно надувался и опадал. О, какие ножки…
Я отмер, и медленно-медленно, боясь разбудить «фею моих снов», встал, приятно упираясь босыми ступнями в мягкую дорожку, вязанную из лоскутков, и на цыпочках вышел в прихожку.
Не моя планировка! Не мой дом! Где я?!
Ощущая в самом себе некую странность, я шагнул в малогабаритную ванную. Теснотища какая… Не развернуться.
«Ч-черт… Куда я попал? И когда успел? И как?!»
Нащупав выключатель за узкой дверью, я крепко зажмурил глаза, и щелкнул. Желтоватый свет заполнил крохотное помещеньице с чугунной эмалированной ванной справа и крашенным полотеничником слева. А прямо, в большом овальном зеркале, отражался… Не я.
«Вот почему у меня тело не болит, – мелькнуло в опустевшей голове, – оно же не мое…»
На меня глядел высокий, моего роста парень, узкобедрый, но, в отличие от моих статей, широкоплечий и мускулистый. Не бугрящийся мышцами, как Шварценеггер, а просто атлетически сложенный. Вон, грудь какая… Две моих вместятся.
Глянул ниже пояса. Ну, хоть ноги ровные и гладкие, как у меня, чем я втайне гордился. Да и то, что покачивалось между, вполне себе ничегё… Жить можно.
«Кому жить, придурок?» – печально воззвало мое «Я».
Я поднял голову, уставившись на отражение. У того, кто выглядывал из зазеркалья, разлохматились черные жесткие волосы, падавшие на лоб косою челкой. Широковатый нос… Твердого очерка губы… Я ощерился. И зубы ничего так, сойдут для голливудской улыбки… Карие глаза смотрели в упор, не мигая. Мне даже