Полумрак. Алексей Котаев
меня в плечо Ванька, покачиваясь в полном вагоне, что мчался до буферной зоны.
– Помолился.
А как иначе? Ваньку помнить начал с того же момента, с которого и родителей. Вот только родители умерли, а Ванька еще тут. Они жили по соседству с нами. Ванька и его семья. Самая обычная семья. Мать, отец и сынишка. Мелкий, но коренастый. Всегда был коренастым, и даже сейчас он такой. На голову ниже, но веса в нем на порядок больше чем во мне. И ведь толстым не назовешь. Этого Ваньку.
Иваном его вообще никто не называет. Иван – это как-то серьезно, а на Ваньку без смеха не взглянешь. Мелкий, взбалмошный, суетной. Прыгает себе по лифтам и клетям да анекдоты пошлые рассказывает. А порой как учудит что – так плакать хочется. Иной раз напьется и давай за девками бегать по площади. Так и выходит: он в изолятор, я – на край света. Так, обычно и расходимся с ним после попоек. К утру оба дома.
Но как ни крути – друг. Всегда поможет и поддержит. И секрет ему любой доверить можно. И совета попросить, какого-никакого. Был бы я таким хорошим и открытым человеком – не был бы так одинок. Ванька, вот, не одинок, у него помимо меня друзей – вагон.
А вагон-то качается все сильнее и сильнее. Рельсы перед буферной зоной начинают упрямо косеть, каждый раз заставляя думать: «Доедем ли?»
– Как-то неуверенно ты ответил. Семыч, от качества твоей молитвы мы все тут зависим. Все уже привыкли к твоей этой фигне. Так что давай. Если не домолился – домаливай. – Ванька начал расталкивать сидящих. – Слыш подвинься. Тут молитвеннику сесть надо.
Люди начали веселеть. Иван как безумная селедка в бочке. Один единственный тут толкается, но весело становится всем, потихоньку.
– Да успокойся ты, – усмехнулся я. – Нормально я помолился. Как обычно.
Вагон вылетел из черноты и в уши ударил оглушающий рев сирен.
Красный свет сигнальных ламп не дал понять сразу, что происходит. И лишь вывалившись на платформу в первых рядах я увидел это…
– Молись заново, – Ванька дотянулся до моего плеча. Его голос дрожал, как и он сам. Люди начали выбредать из вагона, обтекая нас.
– И за меня помолись, Семыч, – толкнул меня кто-то в спину. Аккуратно так, будто рука утопающего погладила.
– И за меня…
– Да, Семыч, – встал рядом мой бывший одноклассник. – И за меня помолись. Хоть я в это и не верю, но ты помолись.
Это все было странным с самого начала. Я думал нам не повезло забиться всем в один вагон. Но вагон был не один. Все были полными. И не спроста. Столько людей сюда послать… Словно это не случайность все, а продуманный план.
Вот это все, что происходит перед моими глазами, пока я раскрываю свой рот от ужаса. Цепенящего ужаса.
Гул сирены не прекращался ни на минуту. В воздухе стоял рев и скрежет. Ворота открывались и тут же закрывались. Желтые куртки влетали в маленький зазор между стальными створками и падали на холодный пол.
Нету тут привычного гробового спокойствия.
Я быстро смекнул. Понял сразу, даже через рев и скрежет в помещении. Если