Книжные тюрьмы. Татьяна Вешкина
что я не хочу встретить вас, разгребающих конюшни на страницах русской классики. Такой удар ни один школьник не переживет. Берегите себя и помните, что ученикам и без вас хватает страданий из-за постоянного додумывания на тему: «Что же хотел сказать автор о характере героини, когда изображал невозделанное русское поле». Я вами очень дорожу. Люблю вас, папа и мама. Ник, Ленька, как говорится, не дождетесь. Вот вернусь и опробую все Ленькины советы по знакомству с барышнями.
– Вообще-то, – голосом школьницы-отличницы заметил технический специалист, – после попадания в книгу человека меняется только тот том, в котором оказался заключенный. Остальной тираж остается неизменным.
– Валерий у нас обделен юмором, – печально пояснил конвоир и покачал головой. – Он бедный во всех смыслах.
Техник что-то зашипел в ответ, как растворяющаяся витаминка в стакане, но я уже не услышал перебранку. Глаза защипало, и я отвернулся. Сотрудник выключил камеру и подсоединил к ней шнур для перекидывания видео. Сопровождающие стояли чуть поодаль, внимательно за мной следя. Валентин открыл небольшой ящичек у «граммофона» и положил внутрь книгу, предварительно вчитавшись в надпись на ее форзаце и бегло пролистав страницы. Знакомая с детства яркая обложка с золотистым драконом и воином-всадником в китайских доспехах легко узнавалась. Я внимательно проследил за тем, как мужчина в последний раз сверился с выставленными на телепортаторе настройками.
Интересно, догадались ли продавать переписанные книги на аукционах? Это была бы золотая жила: одному Богу и распорядителю аукциона известно, какие бешеные суммы согласны выложить фанаты любимых произведений за новую версию романа. Валентин направил на меня огромный ретранслятор «граммофона», похожий на распускающийся бутон цветка. Конвоиры синхронно попятились, словно участвовали в танцевальном флешмобе, и мне на секунду показалось, что я просто оказался героем реалити-шоу о розыгрышах. Однако моя фамилия была не Труман, и кошмар не прекратился. Трансформатор заискрил. Из ретранслятора вырвались прозрачные волны, по краям которых переливались радужные разводы – совсем как у мыльных пузырей. Волны настигли меня, и я почувствовал, что они похожи на прикосновение брызг моря и дуновение соленого морского бриза. Почти сразу излучение стало каким-то тягучим, словно патока, и я начал увязать в нем. Лаборатория, равно как и ее сотрудники, медленно выключилась точно так же, как гасли когда-то старые ламповые телевизоры, о которых я смотрел научно-популярную программу на «Дискавери». Перед глазами выросли плоские белые бумажные города за крепостной стеной, на которых были вытатуированы черные буквы. Между городами образовались леса и поля, потекли реки из шрифта. От китайских пагод с загнутыми вверх крышами потянулись тени, добавляющие архитектуре объем. Поля превратились в холмы, приобретая трехмерность, а у рек появились берега. Мир вокруг меня вращался, точно карусель в парке аттракционов; на черно-белой реальности стали