Многоликий странник. Кирилл Шатилов
попятился было обратно, в укрытие донжона, но за спиной его уже падали не отдельные головешки, а целые пылающие балки. Башня грозила вот-вот рухнуть.
Заставив себя снова выйти на открытое пространство и прикрываясь двумя подобранными тут же, при входе, длинными щитами арбалетчиков, Хейзит устремился вниз по помосту к внутренним воротам.
Краем глаза он с отчаянием замечал, что стены во многих местах тоже объяты пламенем. Самое страшное, о чем только в ночном кошмаре могли подумать защитники лесных застав, свершилось: шеважа научились управлять огнем. Отныне их нельзя будет остановить ни высоким частоколом, ни глубокими рвами, ни вырубкой просек. Сквозь охватившую его панику Хейзит понимал главное – он стал свидетелем начала конца.
Наиболее храбрые из эльгяр пытались отстреливаться, прячась на рантах, однако в воцарившемся хаосе они едва ли метили наверняка. Град летящих во все стороны стрел, и обычных, и огненных, не иссякал. Стрелы сеяли смерть среди вабонов, не имеющих даже возможности защититься, кроме как внутри ставших совершенно никчемными домов и хозяйственных построек, которые с удивительной легкостью вспыхивали и выгоняли своих недавних хозяев обратно, навстречу верной гибели.
Нигде не находя ни спасения, ни врага, воины свирепели от бессильного бешенства.
Хейзит увидел впереди себя фигуру воина, в котором по зеленой повязке на окровавленной голове узнал Граки, предводителя заставы. После недавнего нападения шеважа многие думали, что Граки погиб и уже строили планы относительно нового распределения власти, проча на его место кто сына Ракли – Локлана, кто – хитрого командира лазутчиков Гейвена, кто – могучего Фокдана, однако в последний момент Граки объявился жив и здоров и снова взял бразды правления на заставе в свои железные руки. Первым делом он отослал юного Локлана восвояси, к отцу, под предлогом того, чтобы в целости-сохранности доставить в замок чудом найденные в Пограничье доспехи легендарного Дули. Вместе с Локланом ушел и странный человек по имени Вил, эти доспехи нашедший. Хейзит с интересом присутствовал на допросах этого чужеземца, говорившего на языке вабонов так, что его с трудом можно было понять. Граки удивил всех еще и тем, что отпустил вместе с ними единственную уцелевшую после штурма пленницу – рыжеволосую девицу с простреленной ногой. Хейзит готов был признать, что в душе вовсе не желал ей смерти от руки палача, однако злые языки утверждали, что подобное происходит с Граки впервые. Сам Хейзит считал глупым убивать пленников только потому, что они враги. Привыкший больше думать, чем говорить, и оттого производивший впечатление тихони-школяра, Хейзит, если бы мог, оставлял бы в живых всех пленных шеважа, но поступал бы с ними по-своему: сперва как следует изучил бы их смешной язык, порасспросил о жизни в лесу, а потом часть, наверное, и вовсе отпустил бы на свободу, чтобы бывшие пленники разнесли по Пограничью молву о великодушии вабонов. Быть может, тогда схватки с шеважа стали бы не таким частым явлением, как рассказывали